Папа Марисоль был продавцом, а мама – пилотом. Они много путешествовали, поэтому Паула, пожилая женщина, часто оставалась с Марисоль. Марисоль отказывалась называть ее няней, воспитательницей или помощницей. Она была просто Паулой.
Девочка взяла рулетку, чтобы измерить высоту лестницы, которую она делала.
– Я хочу прикрепить эту лестницу к стене, видишь? Вот так. А над ней развесить полки, чтобы кошки могли по ним лазать. Это будет кошачий рай!
– Кстати о кошках… – Я наклонился и начал засыпать ямку, которую выкопала Арета. Песок был мягкий и сухой. – Я тебе рассказывал… – Я замялся, но потом продолжил: – Я тебе рассказывал, что когда я был маленьким, то общался с воображаемым другом?
– Правда? А я – с подругой. Ее звали Вупс. У нее были рыжие волосы и ужасно несносный характер. Я обвиняла ее во всем. А каким был твой друг?
– Он был котом. Огромным котом. Я мало что о нем помню.
– Никогда не забывай своего воображаемого друга.
– Почему это?
– А что, если однажды он тебе понадобится? – Марисоль потянулась за какой-то дощечкой. – Я помню о моей Вупс все. Ей нравилось есть брюссельскую капусту.
– Почему? – Я сделал вид, что меня сейчас вырвет.
– Наверное, потому, что мне нравится брюссельская капуста.
– Ты мне никогда об этом не говорила. Возможно, мне придется пересмотреть нашу дружбу.
– Из-за Вупс? Или из-за брюссельской капусты? – Орудуя молотком, Марисоль вытащила гвоздь из дощечки. – Кстати, новый факт о летучих мышах. В городе Остин, штат Техас, расположена крупнейшая в мире городская колония летучих мышей. Их там миллион и еще половина. Когда они летят ночью, их видно на экранах радаров авиадиспетчеров.
– Очень круто, – одобрил я. – Госпоже Мэлон бы понравилось.
В четвертом классе мы с Марисоль оба учились у госпожи Мэлон. Она вела у нас все предметы, но больше всего любила естественные дисциплины. В особенности биологию.
Мы болтали о летучих мышах, наблюдая, как Арета роет еще одну яму. Наконец я сказал:
– Что ж, нам пора.
Я пристегнул к Арете поводок. Она лизнула меня в щеку. Песок облепил ей весь язык. Из-за этого он был шершавым, как у кошки.
– А Вупс, она, ну… – Я заставил себя задать этот вопрос. – Она возвращалась после того, как ты переросла эту дружбу?
Марисоль ответила мне не сразу. Вопрос ненадолго повис в воздухе, словно девочке нужно было немного времени, чтобы его обдумать.
– Я бы очень хотела, чтобы она вернулась, – наконец сказала Марисоль, глядя на меня. – Мне кажется, она бы тебе понравилась.
Я кивнул:
– Ага. Думаю, я смог бы простить ей любовь к брюссельской капусте.
– Джексон?
– Чего?
– Ты же не переезжаешь на самом деле, правда?
Я какое-то время поизучал ее вопрос так же, как она – мой.
– Может, и правда, – сказал я, потому что это было просто, а только на простые ответы я и был в тот момент способен.
Мы с Аретой уже почти дошли до калитки, когда Марисоль крикнула:
– Ему не хватает имени!
– Кому? Глиняному коту?
– Да. Нужно что-нибудь уникальное.
– А как бы ты его назвала?
Марисоль ответила не сразу. Она не торопилась.
И наконец сказала:
– Мне кажется, Креншоу – замечательное имя для кота.
Тридцать восемь
Я пересек улицу. Обернулся дважды. Марисоль махала мне рукой.
Креншоу.
Наверняка кто-нибудь написал это внизу фигурки. Или учитель, или мама, или я сам.
Все всегда можно объяснить логически, сказал я себе.
Всегда.
Тридцать девять
Той ночью я сидел на матрасе, вглядываясь в комнату, когда-то бывшую моей спальней. Моя старая кровать в форме красной гоночной машины, из которой я вырос уже давным-давно, была разобрана на кусочки. На наклейке, прилаженной к изголовью, значилось: «25$, возможен торг». По следам на ковре можно было догадаться, что было здесь до этого. Квадрат – там, где раньше стояла тумбочка. Прямоугольник – где когда-то возвышался шкаф.
Когда Робин уснула, папа и мама зашли ко мне.
– Как ты тут, дружище? – спросил папа. – Теперь тут у тебя попросторнее, да?
– Я как будто не дома, а в палаточном лагере, – признался я.
– Только без комаров, – уточнила мама.
Она протянула мне пластиковую кружку с водой. Я ставил ее у кровати на случай, если ночью захочется пить. Мама приносила мне кружку каждый вечер, сколько я себя помню. Кружка, на которой было поблекшее изображение паровозика Томаса из мультфильма, была, наверное, почти такого же возраста, что и я.
Папа потрогал тростью мой матрас:
– Давайте-ка в следующий раз выберем кровать посерьезнее.
– Не гоночную машину, – кивнула мама.
– Ну, может, «вольво», – улыбнулся папа.
– А можно мне кровать в форме кровати? – спросил я.
– Ну конечно же. – Мама склонилась ко мне и начала расчесывать пальцами мои волосы. – Будет тебе кровать в форме кровати.
– Мы, возможно, заработаем немного денег на распродаже, – сказал папа. – На них и купим кровать.
– Это всего лишь вещи, – тихо проговорила мама. – Всегда можно купить новые.
– Да все хорошо. Мне нравится, что освободилось столько места, – улыбнулся я. – Думаю, и Арете тоже. А Робин теперь может тренировать свои бейсбольные удары, ничего не роняя.
Мама с папой переглянулись. Несколько секунд все молчали.
– Ну ладно, тогда мы пойдем, – наконец сказала мама.
Уже у порога папа обернулся:
– Знаешь, Джексон, ты замечательный помощник. Ты никогда не жалуешься и всегда готов подставить плечо. Мы тебе очень благодарны.
Мама послала мне воздушный поцелуй.
– Парень что надо, – согласилась она. И подмигнула папе: – Будем держать его при себе.
Родители закрыли дверь. У меня осталась одна лампа. Ее свет как будто отбрасывал на ковер желтую ухмылку.
