– Если ты знаешь все то же, что и я, то как может быть, что тебе известны незнакомые мне слова?
– Три года прошло, Джексон. Кот за это время может многому научиться. В прошлом году я четыре раза прочитал словарь.
Он снова попытался поймать мотылька и опять промахнулся.
– Раньше ты был проворнее, – заметил я.
– Раньше я был меньше. – Креншоу лизнул лапу.
– Я все хотел спросить, почему ты теперь такой огромный. Ты не был таким большим, когда мне было семь. – Я погладил кота.
– Тебе теперь нужен друг побольше, – улыбнулся Креншоу.
Мимо прошла мама с коробкой одежды, которую она несла в мини-вэн.
– Джексон? – позвала она. – Все хорошо?
– Ага.
– Мне показалось, ты тут с кем-то разговаривал.
Я поглядел на Креншоу:
– С самим собой. Бывает, знаешь.
Мама улыбнулась:
– У тебя замечательный собеседник!
– Мам, тебе нужна помощь?
– Нет. Только взялась за работу, а оказалось, что паковать-то особо нечего. Спасибо, милый.
Креншоу поднял лапу. Сверчок попытался вырваться на свободу. Кошачья лапа вновь опустилась на него, но не сильно: Креншоу не хотел убивать бедное насекомое. Он хотел его получить.
– Тебе когда-нибудь бывало стыдно за то, что коты издеваются над живыми существами? Над жучками, мышками, мухами? – спросил я. – Знаю, инстинкты и все такое. Но все-таки.
– Конечно нет. Это же наше дело. Так мы учимся охотиться. – Кот поднял лапу, и в этот раз сверчку удалось поспешно сбежать. – К тому же это ты сделал меня котом.
– Не помню, чтобы принимал такое решение. Ты просто… явился.
Арета уронила свой мячик недалеко от Креншоу. Он с отвращением его понюхал.
– Коты не играют, – сказал собаке Креншоу. – Мы не шалим. Мы не скачем. Мы дремлем, мы убиваем, мы едим.
Арета виляла хвостом как сумасшедшая. Она не теряла надежды.
– Ладно. – И Креншоу дунул на теннисный мяч.
Он откатился немного назад. Арета схватила его зубами и подбросила в воздух.
– Отличный результат, – похвалил я. А потом оторвал новую травинку и начал ее жевать. – Особенно если учесть, что играть ты не любишь.
– Боюсь, ты привил мне некоторые собачьи черты. – Креншоу даже содрогнулся от отвращения. – Иногда мне хочется… изваляться в чем-нибудь вонючем, в мусоре, например, или потереться о мертвого скунса.
– Собаки делают так, потому что…
– Да знаю я почему. Потому что они идиоты. Но ты никогда, никогда не увидишь, как представитель семейства кошачьих падает так низко.
Я сел. Желтоватый месяц на небе был очень тонким.
– Я больше ничего в эту смесь не добавлял? – засмеялся я, обернувшись к коту.
– Ну, иногда я думаю, что во мне есть немного от рыбы, – ухмыльнулся Креншоу. – Я очень люблю воду.
Я вспомнил себя в первом классе:
– Мне нравились рыбы, когда мне было семь. У меня жила золотая рыбка по имени Джордж.
– Конечно, – согласился Креншоу. – Ты тогда любил самых разных животных. Крыс, ламантинов, гепардов. И много кого еще… – Он застонал. – И летучих мышей. Неудивительно, что порой я сплю вниз головой.
– Извини, – сказал я, не в силах сдержать улыбку.
– Ты еще хотя бы животными интересовался. – Креншоу лизнул лапу. – У меня был один неплохой приятель, так вот, он весь состоял из мороженого. Жару терпеть не мог.
– Погоди-ка, – сказал я, обдумывая его слова. – Хочешь сказать, ты знаком с другими воображаемыми друзьями?
– Конечно. Коты предпочитают одиночество, но это не значит, что мы совсем асоциальны. – Креншоу зевнул. – Я знаю Вупс, воображаемую подружку Марисоль. И друга твоего папы.
– У моего папы есть воображаемый друг? – вскричал я.
– Это не такое уж необычное явление, Джексон. – Креншоу снова зевнул. – Чувствую, меня клонит в сон.
– Стой, – взмолился я. – Пока ты не уснул, расскажи мне о папином друге.
Креншоу закрыл глаза:
– Кажется, он играет на гитаре.
– Кто, папа?
– Нет же. Его друг. И на тромбоне тоже, если я верно помню. Он пес. Тощий такой. Смотреть особо не на что.
– А как его зовут?
– Как-то на «Ф». Обыкновенное имя такое. Франко? Фиджи? – Креншоу защелкал пальцами, что коты делают не так уж часто. – Финиан! – воскликнул он. – Точно, Финиан. Славный малый, хоть и пес.
– Финиан, – повторил я. – Креншоу, а где ты, когда ты не со мной?
– Ты бывал когда-нибудь в учительских? – спросил кот.
– Заглядывал. Нас туда не пускают. Видел там множество чашек для кофе и мистера Дестефано, который дремал на диванчике.
– Представь огромную учительскую, в которой много-много людей. Все они ждут, дремлют, рассказывают друг другу истории о несносных или чудесных детях. Вот там я и пребываю. Жду – вдруг понадоблюсь тебе?
– И больше ты ничего не делаешь?
– Это не так уж и мало. Воображаемые друзья – как книги. Нас придумывают, нами наслаждаются, нам загибают страницы, нас мнут, а потом убирают до тех пор, пока мы снова не понадобимся.
Креншоу перевернулся на спину и закрыл глаза. Факт о кошках, который хорошо бы знать, – они оставляют живот открытым, только когда чувствуют себя в полной безопасности.
Воздух наполнился урчанием Креншоу, похожим на шум газонокосилки.
Сорок семь
В прошлом году, в четвертом классе, госпожа Мэлон рассказала нам интересный факт о летучих мышах. Летучие мыши, сказала она, делятся друг с другом едой.
Она рассказывала о летучих мышах-вампирах, о том, как они сначала впиваются в тела млекопитающих под покровом ночи. Они не просто понемногу посасывают их кровь. Они скорее напиваются ей досыта, и это невероятно. Но самое невероятное происходит дальше: когда мыши возвращаются к себе в пещеру, они делятся едой с теми неудачниками, которые так и не нашли, чем подкрепиться. Они фактически изрыгают теплую кровь прямо в рот голодным собратьям.
Если не это самый крутой факт о животных, то какой же?!
Госпожа Мэлон сказала, что, возможно, летучие мыши – альтруисты, то есть они с охотой помогают другим мышам, даже если это рискованно. По ее словам, некоторые ученые с этим соглашаются, а некоторые – спорят по этому поводу.