— Чур, ты возьмешь меня с собой! — По энтузиазму в голосе стало ясно, что Ирка загорелась новой идеей.
— Да, если ты будешь хорошо себя вести.
— А когда я себя плохо вела?
— А когда я тебя на телешоу привела, забыла? Или ты думаешь, что забросать ведущих спелыми помидорами — это хорошее поведение?!
— Они же говорили в эфире жуткие глупости!
— А на радио, ты думаешь, исключительно Цицирона цитируют?
— Кого?
— Не важно. Просто запомни: на всех, кто говорит в эфире жуткие глупости, никаких помидоров не хватит.
— Ну не знаю, не знаю, — усомнилась подружка. — Ладно, если мы обо всем договорились, то я выезжаю на рынок.
— Только помидоры там не покупай! — успела еще крикнуть я.
Впрочем, это уже была перестраховка. Не станет же Ирка забрасывать медийный люд сочными овощами прямо с порога радиостудии, даже не познакомившись! Вот потом, после прослушивания подружкой одного-другого эфира, действительно имеет смысл проверить ее карманы и сумку на предмет наличия в них чего-нибудь подходящего для прицельного бомбометания…
Коммерческая радиостанция «Казачья радость» входит в один медиахолдинг с нашим городским телевидением и помещается в том же здании, только двумя этажами выше. Мне пришлось постараться, чтобы не попасться на глаза никому из оскорбленного моим дезертирством телевизионного начальства, но точно в полдень я вошла в кабинет Гриценко и вышла из него всего лишь четверть часа спустя, помахивая своим экземпляром свежеподписанного договора. Свободной от этих важных бумаг рукой я непроизвольно поглаживала карман, чем сама себе напоминала Городского Архитектора из собственной микропьесы. Впрочем, это действие имело сугубо символический характер: Витя выдал аванс не наличными, а перевел обещанные деньги на банковскую карточку. Сумма мне перепала небольшая, но достаточно симпатичная для того, чтобы вдохновить на срочную работу.
— Ну где тут ваши рудники? — показательно засучив рукава, спросила я Витю, который вышел из кабинета вместе со мной, чтобы пристроить меня в нужный забой.
— Иди по этому коридору, твоя шахта будет крайняя слева, — сориентировал меня Гриценко. — Звукореж тебе все расскажет, ты его слушайся, пожалуйста, он у нас очень толковый. Зовут Дима.
— Дима так Дима. — Я послушно свернула за угол в упомянутый коридор. — Тебе спасибо, всего хорошего, и до новых встреч!
— Да, да, я помню, что ты еще придешь ко мне за остатком гонорара, — не затруднился с пониманием повода для новых встреч бывалый комдир. — Пока! Диму не обижай! Он тебя ждет, специально шторку приготовил.
— Не помню, чтобы ты когда-нибудь обижала хоть какого-нибудь Диму, — пробормотал мой внутренний голос. — И чего это Витя так о нем волнуется? Вроде у него все в порядке с ориентацией — две бывшие жены, одна действующая, постоянная любовница и еще временные подружки из числа подчиненных.
— Может, этот Дима Вите какая-то родня? — предположила я, устремляясь к нужной студии в обход многочисленных лавочек. — Или Гриценко о нем исключительно из мужской солидарности радеет?
Узкий длинный коридор напоминал больничный: сине-зеленая краска на стенах, ряд глухих дверей, узкие лавочки для ожидающих. Правда, длинных очередей не наблюдалось, лишь на одной скамеечке высились две фигуры, одна из которых была незабываемых монументальных очертаний. Она-то и выбросила могучую руку, как шлагбаум, препятствуя мне проскользнуть к дальней студии.
— Стой, кто идет! — воинственно вскричала моя подруга. — Ленка, ты почему проходишь мимо?
Виноватое «Ой, прости, я тебя не заметила!», адресованное стокилограммовой фигуристой даме с ярко-рыжей шевелюрой в виде пылающего стога, прозвучало бы неубедительно. Ирка с ее габаритами и харизмой не затерялась бы и в толпе ирландцев, массово плящущих рил на праздновании Дня святого Патрика, поэтому я честно призналась:
— Хотела побыстрее познакомиться со звукорежиссером Димой.
— Не стоит, — мрачно обронила субтильная дамочка, сидящая рядом с Иркой.
— Это Соня, — представила ее мне подружка. — Соня, это Лена. Соня тут штатный диктор, ее приглашают начитывать тексты для рекламы. Хотя я, честно, не понимаю, какая это может быть реклама, если тут какие-то обрывочные фразы!
Ирка совершенно бесцеремонно выхватила у мрачной Сони соединенные скрепкой листы и с выражением прочитала:
— Любимый, прости меня, я поцарапала машинку! Я виновата, ты накажешь меня?
— Вероятно, дальше будет реклама автосервиса, — предположила я, попытавшись поднырнуть под импровизированный шлагбаум.
Не вышло — Ирка вовремя опустила руку ниже, продолжая меня задерживать.
— А вот и нет, дальше вовсе не про автосервис! — объявила она. — Дальше тема резко меняется: «Ах! Это же был мой любимый кружевной комплект»! Вот скажи мне, какая связь между машинкой и кружевами?
— Может, речь о швейной машинке? — Я снова поднырнула под руку-шлагбаум и на сей раз преуспела. — Ирка, не задерживай меня, нам еще пельмени лепить!
Аргумент сработал — подружка вспомнила, что нам бы надо освободиться из радиорудников поскорее, и благословила меня на трудовой подвиг в узких временных рамках:
— Ты уж постарайся управиться там побыстрее!
Я кивнула и мягко толкнула дверь нужной студии, не спеша оповещать звукорежа о своем появлении стуком и приветственными возгласами, чтобы не помешать этим какому-нибудь рабочему процессу.
Но мужичок за пультом не работал, а увлеченно ел бублик, так что я сочла возможным нарушить режим молчания и пожелать ему приятного аппетита. Не ожидавший этого бедняга подавился крошками, и мне пришлось энергично похлопать его по спине, после чего чопорно обмениваться рукопожатием показалось нелепым. Поэтому я просто опустилась на свободный стул и сообщила:
— Я Елена, меня Гриценко прислал к вам аудиокнигу начитывать. Вы же Дима?
Мужичок, едва успевший снова закусить свой бублик, опять мучительно закашлялся.
— Пугливый какой, — неодобрительно молвил мой внутренний голос. — Прям трепетная лань! Теперь понятно, почему Витя просил его не обижать — такой сам себя обидит до смерти при первом удобном случае в виде черствого бублика. Похлопай его, что ли, снова, пока он коньки не отбросил!
Но я нашла другое решение — подала чахоточному водички из кулера.
— С-с-спаси-ибо!
— Ой, боже, он еще и заикается! — разжалобился мой внутренний голос. — Звукореж-заика, это же надо!
— Сапожник без сапог, — пробормотала я.
Предмет беседы опустил взгляд на свои ноги в стоптанных домашних тапочках и мучительно покраснел.
— Сейчас вообще в припадке зайдется! — предупредил меня внутренний голос. — Давай уже без шуточек, иначе ты отсюда до вечера не выйдешь! А Дима этот вообще никогда не выйдет, его вынесут вперед ногами в этих самых тапках.
