«О, человек! сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим». (Михей 6:8)
Люблю тебя,
мама
P. S. Нам показалось, дорогой, что об этом тоже стоит сказать: если твоя ориентация окажется обычной, то это тоже нормально. Полагаю, сейчас это тебя слегка озадачит, но мы с папой справимся.
P. P. S. Когда папа читал это письмо, его замечательное лицо омрачилось. Он даже прослезился. А потом бросил письмо на кухонный стол и серьезно, без капли иронии, сказал: «ЧЕРТОВСКИ ПРАВИЛЬНО!». И если ты подумаешь об этом, то это самое смешное из всего, что когда-либо говорил наш папа.
О рыбке и небесах
Первая встреча нашей семьи со смертью произошла, когда умерла рыбка Чейза, Джейкоб. Мы долгое время держали золотых рыбок и заменяли умерших без малейших слез и огорчений. Но Джейкоб был особенным. Он плавал в комнате Чейза два года и пережил миллион поимок липкими пальчиками и множество пропущенных трапез. Джейкоб присматривал за нами. Мы считали его очень мудрым и ответственным. Однажды я сказала детям, что люблю папу больше, чем Джейкоба, и они пришли в такой ужас, что мне пришлось отступить и сказать, что на самом деле я люблю папу и Джейкоба одинаково. Джейкоб был членом нашей семьи.
Мы решили сразу же сказать детям о смерти Джейкоба, чтобы они не узнали об этом случайно. Чейз и девочки играли в гостиной. Мы с Крейгом сели рядом с ними.
– У нас есть очень печальная новость, ребята, – сказала я.
Дети напряглись и повернулись ко мне.
– Сегодня утром умер Джейкоб, – спокойно и тожественно произнесла я.
Я решила не пытаться смягчить удар, ходя вокруг да около.
Тиш сразу же заплакала. Я подняла ее, она уткнулась мне в волосы и свернулась на моих коленях клубочком, чтобы защититься от страшной новости, а Чейз быстро прикрыл рот рукой, но я успела заметить усмешку, которая скривила его губы. Нервная усмешка всегда была его первой линией обороны. Он спросил, можно ли увидеть Джейкоба. Я пересадила Тиш на колени Крейга. Расстроенная Эмма прижалась к Тиш и ласково гладила ее по голове. А потом она хлопнула ее по лбу и усмехнулась. Хныканье Тиш превратилось в плач. Мы с Крейгом понимающе переглянулись, и я повела Чейза наверх, посмотреть на Джейкоба.
Чейз вошел в свою комнату и, словно солдат, промаршировал прямо к аквариуму. Увидев безжизненное тельце Джейкоба, он заметил, что яркий цвет рыбки сменился на серый. Он спросил, почему это случилось, но ответа ждать не стал. Чейз прикрыл глаза маленькой ладошкой второклассника, и слезы, наконец, брызнули. Они заструились по его щекам. Плечи поникли и вздрагивали. Он прижался ко мне.
Мне страшно хотелось сказать Чейзу, что все в порядке, мы заменим Джейкоба новой, более красивой рыбкой, целой стайкой рыб, но не стала этого делать. Это было его первое столкновение со смертью, и не стоит показывать ему, что смерть можно обмануть простой заменой. Я не стала учить его, что боли можно избежать, ее можно забыть или обойти. Он должен был понять, что смерть несет с собой горе, потому что она окончательна и бесповоротна. И мы сели на его кровать и крепко обнялись.
Чейз плакал, дрожал и просил у меня ответов.
– Дело не в Джейкобе, мама, – сказал он. – Все, что мы любим, должно умереть. Как же это пережить?
И прежде чем я успела ответить, он добавил:
– Да, знаю, ты будешь говорить про небеса. Но откуда ты знаешь, что это на самом деле? Ты не знаешь. И я не знаю, можно ли в это поверить…
Не буду утверждать, что красноречиво отвечаю на блестящие вопросы моего сына. Я просто благодарна за то, что могу искренне ответить ему: «Да, я верю в то, что существуют небеса, хотя и сомневаюсь, что они похожи на то, как нам их описывают». Когда Чейз спросил меня, как я в это верю, я ответила: верю, потому что должна – если бы я не верила, то ужас охватил бы наши сердца. Мы жили бы в страхе навсегда потерять любимых людей. И у нас не было бы ни радости, ни надежды. И наши души умерли бы. Я сказала сыну, что верю, потому что у меня нет другого выбора, я просто обязана верить. Если бы не верила в жизнь после смерти, то не смогла бы жить настоящей жизнью до смерти. Меня охватила бы паника и безумный страх. А когда Чейз спросил меня, какими я представляю себе небеса, то ответила: небеса – это место, где все безгранично любят друг друга.
– Но почему, мама? – спросил он. – Почему Бог посылает нас сюда, где столько боли? Почему Он заставляет нас любить то, что мы обязательно потеряем?
И я ответила ему, что мы любим людей и животных не потому, что они будут с нами вечно. Мы любим их, и любовь меняет нас, делая лучше, добрее, реальнее и здоровее. Любовь к людям и животным делает нас по-настоящему сильными – и по-настоящему слабыми. И даже если животные и люди уходят, даже если они умирают, они делают нас лучше. А мы продолжаем любить, зная, что можем потерять. Мы любим, потому что любовь учит и меняет нас. Нужно любить. Бог послал нас на эту землю, чтобы мы научились любить и принимать любовь. Так мы готовимся к небесам.
Когда я замолчала, Чейз посмотрел мне прямо в глаза. Слезы его высохли, и он сказал:
– Да, я тоже в это верю. Ты говоришь правильно, мама. Я в это верю.
Через пару минут в комнату Чейза пробралась Тиш. Глаза у нее были красными, губы дрожали. Она залезла на кровать и втиснулась между мной и Чейзом. За ней пришли Крейг и Эмма. Они устроились на полу.
– Я хочу, чтобы Джейкоб ожил, – прошептала Тиш.
Чейз повернулся к ней и с блеском в глазах ответил:
– Он не может вернуться к нам, но будет жить на небесах. Все не так печально, Тиш.
Чейз перестал плакать. Иногда единственный способ преодолеть свое горе – помочь более слабому пережить это чувство.
Я с благодарностью вошла во врата надежды, открытые для нас Чейзом. И ждала его разрешения, потому что первый шаг от отчаяния к надежде должен сделать тот, кто был ближе всего к ушедшему. Никому больше не позволено бросаться вперед и распахивать двери. Таково правило.
– Ребята, – сказала я, – вам не кажется, что на небесах Джейкобу больше не придется быть бойцовой рыбкой? Может быть, на небесах он станет миролюбивой рыбкой, будет плавать со своими друзьями и играть с ними.
В глазах Чейза все еще стояли слезы, но он робко улыбнулся, словно радуга заиграла сквозь пелену дождя. Это самый любимый мой момент. В такие мгновения понимаешь, что все плохо. По-настоящему плохо. Но мы все еще здесь и вместе. И сможем пройти через это. Не преодолеть, не обойти и не отвергнуть – просто пройти через это. И снова улыбаться миру.
Тиш перестала плакать, но по-прежнему лежала, положив голову мне на колени. Мы впятером сидели молча, поддерживая друг дуга. А потом решили подобающе проститься с Джейкобом на заднем дворе нашего дома. Мы нарисовали для него картинки, прочли молитву и пару стихотворений. А потом Чейз пошел к своей морской свинке, Ромео. И это стало его окончательным пробуждением.
