Позвольте мне привести конкретный пример. Вчера вечером за ужином мы с Крейгом потребовали, чтобы дети съели все без остатка, хотя ужин был довольно плотным. За наносекунду до этого требования мы хохотали, обсуждали рабочий день Крейга, планировали предстоящие выходные и чувствовали себя вполне счастливой семьей. И вдруг – засада какая-то! – начались слезы, крики, биение головой о стол и все такое. Мгновенная анархия. Моментальный хаос.
Конечно, есть матери, способные справляться с такими сценариями. Когда дети устраивают истерику, на их лице не дрогнет ни один мускул. Их уверенная улыбка говорит: «Дети – они просто дети!». И они спокойно делают то, что позволит разрядить ситуацию. Это не мой вариант. Мне сразу же хочется взорваться. Мне сразу приходит на ум, что этот хаос доказывает, что я разрушила свою жизнь и жизнь всех своих близких, а наша семья – это катастрофа; в мире нет ни одной матери, которой пришлось бы терпеть подобные драмы, децибелы и страдания. Мне хочется рвать на себе одежду, броситься на пол и, рыдая, выкрикивать: «НЕ МОГУ БОЛЬШЕ ЭТОГО ВЫНЕСТИ!». Мне хочется дать волю своим тревоге и гневу – хотя это все равно что заливать пожар бензином. Мне хочется устроить настоящий материнский срыв. Но Крейг считает, что это не поможет.
После нескольких лет материнства мне стало ясно: нужно выработать стратегию, которая помогала бы мне восстанавливать спокойствие, после того как я его уже потеряла. А терять я его буду – и часто.
Возьмите Джоан Дидион. Миссис Дидион – серьезный писатель. Каждое ее слово точно и совершенно. В очерке «Самоуважение» миссис Дидион предлагает единственную стратегию, которая действительно помогает мне восстанавливать материнское спокойствие после бури: вместо того чтобы плакать, нужно засунуть голову в бумажный пакет. Отчасти этот прием связан с физиологией человека – вроде кислородной маски… Но психологический эффект потрясающий. Засунув голову в большой пакет из-под продуктов, невозможно продолжать разыгрывать из себя Кэти из «Грозового перевала». Этот прием помогает во всех мелочах, которые по своей сути ничтожны. Представьте, что вы продолжаете падать в обморок, сострадать или развратничать под холодным душем.
Да, миссис Дидион, да. Все это мелочи. Они помогают нам пережить день и сохранить спокойствие. Нам далеко не всегда нужно менять карьеру или родительскую философию, или место жительства, или мужа. Иногда достаточно сделать глубокий вдох, выпить стакан воды или подышать в бумажный пакет.
Теперь такие бумажные пакеты лежат на всех трех этажах моего дома. Когда дети начинают меня бесить, я надеваю пакет на голову, дышу и прячусь. Та-дам! Мгновенное спокойствие, кислород и напоминание о том, что ситуация вовсе не так драматична и ужасна, как пытаются представить мои дети и мое разыгравшееся воображение.
Фотография
На пакетах я рисую улыбающиеся рожицы, потому что знаю: мои дети всегда будут вспоминать их, думая о своей мамочке. И мне хочется, чтобы воспоминания их были приятными. Кроме того, мне нравится выражение этих улыбающихся рожиц, хотя внутри пакета я злюсь, ругаюсь, задыхаюсь и кляну день, когда появилась на свет. Думаю, что большой палец дополнил бы впечатление. Один лишь совет: если вы тоже решите воспользоваться подобной стратегией, не поддавайтесь соблазну и не прорезайте в пакете отверстия для глаз. Однажды я попробовала, и все испортила, потому что через них продолжала наблюдать все это безобразие, а безобразие продолжало видеть меня.
Никаких отверстий!
Примите стратегию «мелочей» в качестве напоминания: жизнь слишком важна, чтобы воспринимать ее всерьез.
Удержание
О слезах и педалях
Думаю, главное, что мы должны здесь сделать, – это построить рай на земле. И однажды я такое видела. Да, увидела рай на земле.
Несколько лет назад я принимала участие в благотворительном велосипедном заезде с целью сбора средств на борьбу со СПИДом. Тысячи людей собрали значительную сумму, проехав на своих велосипедах четыреста пятьдесят километров от Северной Каролины до Вашингтона, округ Колумбия. И я была одной из этих тысяч.
Участник из меня получился неважным, потому что я никогда не занималась благотворительностью. Если не считать моей весенней поездки в индейскую резервацию, но, честно говоря, я отправилась туда за пейотом (вид кактуса, содержащий наркотическое вещество. – Ред). Кроме того, не люблю физические нагрузки.
Например, если я пыталась открыть дверь, которая не поддавалась, то просто усаживалась на порог вся в слезах. Господи, как же я это ненавижу! Искать ключи в сумочке, выбирать нужный ключ на связке, пытаться повернуть его в скважине, пробовать другие ключи, ронять связку и разыскивать ее на полу, бросать сумки, утешать рыдающих детей, покрываться пóтом… Жизнь так тяжела!
Когда Чейзу было восемь лет, он начал спрашивать меня о «плохих словах». Мы решили научить его всем таким словам, чтобы они потеряли для него свою привлекательность. Но я никак не могла заставить себя произнести эти слова вслух.
– Хорошо, – сказал Чейз. – Думаю, я знаю это слово. Ты всегда произносишь его, когда не можешь открыть дверь, верно?
– Да, – кивнула я. – То самое. И никогда не произноси его вслух.
И все же я согласилась принять участие в велосипедном заезде. Сама не знаю почему. Думаю, мне просто захотелось стать человеком, который способен на такие поступки. Думаю, это замечательно, что Бог делает наши поступки волшебными, даже если мы совершаем их по ложным причинам.
Велопробег был сущим кошмаром. Во-первых, я не садилась на велосипед с того момента, когда мне было семь лет. У меня даже не было велосипеда. Каждый раз, когда Дана предлагала мне прокатиться, я оставалась на диване. Закрыв глаза, говорила ей, что тренируюсь с помощью «визуализации». И хотя бросила пить и курить в рамках подготовки к пробегу, официально я сделала это лишь в два часа дня в день пробега. Такой метод оказался менее полезным, чем обещали мне мои друзья-алкоголики.
И мы проезжали на наших велосипедах по сто шестьдесят километров в день на нечеловеческой жаре. Мы так натерли себе задницы, что каждый час нам приходилось смазывать их кремом, о существовании которого я предпочла бы никогда не знать. В конце каждого безумного дня мы приезжали в «лагерь», стаскивали с себя велосипедные шорты, чтобы первыми успеть в душ, обустроенный В ГРУЗОВИКЕ! Честно говоря, никогда в жизни мне не доводилось ездить в грузовике. А потом мы спали в чистом поле. Это был настоящий Вудсток
[6] – только без музыки и наркотиков. Одна боль. Надо сказать, мы попали в настоящую страну Оз: по ночам случались грозы, и наши палатки протекали. Мы лежали в ледяных прудиках всю ночь, пока не раздавался сигнал к продолжению заезда. Тогда все вставали, надевали шлемы на промокшие головы, втискивали потертые, красные ягодицы в велосипедные шорты и катили дальше. Я весь день крутила педали, обливаясь слезами. Только слезы и педали.
