Астраханов подавился водкой, поставил недопитую рюмку на стол, отер губы.
— Вот и я умру, а люди будут обнимать друг друга и смеяться от радости: «Умер, умер Проклятый Метельщик!»
Он затосковал.
В прихожей скрипнула дверь — Астраханов никого не боялся и днем дверей квартиры не запирал. Это была Ася.
— Приветик всем!
Астраханов племяннице не ответил — он был в трансе. Миша улыбнулся, кивнул на свою миску супа.
— Есть хочешь?
— Нет. Пойдем посекретничаем.
— Пойдем.
Они вышли в подъезд, на площадку.
— Узнала адрес владельца «калины»?
— Узнала. Вот, возьми. — Ася передала Мише листок с адресом. — Мы его уже проверяли, этого Салеева. Стеклову он знает, иногда покупал у ее мужа левую минералку, для своих нужд, как он объяснил. Стеклова просила ее повозить, денег дала. Где она сейчас, он не знает.
— Коростылев с ним говорил?
— Он.
— Адрес я Занозе все равно отдам. Не верят они мне. Подозревают. Кстати, надо как-то незаметно в Театре драмы установить камеры наблюдения. У Еврея день рождения на носу, будут там праздновать. Молния собирается непокорных торгашей «опускать» в туалете для острастки другим.
— ЗдоMрово, если получится взять их с поличным.
— И я об этом подумал.
— Когда у них праздник?
— Послезавтра.
— Времени в обрез… Но успеем. Это все?
— Пока все. У тебя как? Есть зацепки? Кто грохнул Хорька и Хрена?
— Глухо. Ни Стеклова, ни Стеклов к этому не причастны.
— Уверена?
Ася пожала плечами.
— Чувствую, не они. Есть кто-то другой.
— Думаю, этот «кто-то другой» из их среды. Началась борьба за власть, — неожиданно для себя предположил Миша.
Ася задумчиво закивала, глядя на лестничный марш:
— Ты подкинь им эту идею. Они быстрее между собой разберутся. А с тобой мы договоримся так: до дня рождения Еврея связываться не будем, чтобы не вызывать лишних подозрений. Если возникнут какие-то шероховатости, тогда…
— Тогда свяжемся.
— Тогда.
Глава 19
На вилле Молнии все еще пытали Окулову. Миша вошел в просторный вестибюль дворца. На него не обратили внимания. Обнаженные, пузатые Молния и Рэд Пятачина, обливаясь поMтом от жары, по очереди подходили к покорно стоящей в позе бобра Окуловой.
— Тварь! Тварюга! — лениво ругался Рэд.
Заметив Мишу, Молния с сопением надел плавки, подошел, поздоровался за руку:
— Молчит уродина.
— Молчит, потому что ничего не знает.
— Гарик сказал — знает.
— Я от Аси. У меня есть кое-какая информация для Занозы. Он где?
— В столовой. Кстати, пойдем перекусим. — Оргунков благодушно улыбнулся, обозревая расправу над актрисой. Секс с миловидной Окуловой вселил в его гневную душу временный покой. — Рэд, ты пойдешь?
— Нет еще, — сопя, отозвался Пятачина.
Кивая на совокупляющихся, Молния пояснил Мише:
— Для актрисы это дело привычное. Вся ее жизнь — игра… — Повернувшись к Рэду, крикнул преувеличенно весело: — Рэд, Миша приехал!
— Да плевал я на него.
— Хе-хе, Миша, ты Рэду не нравишься.
— Он мне тоже.
Молния радостно рассмеялся, отер потные лицо и шею махровым полотенцем, еще раз глянул на удовлетворяющую Пятачину Окулову.
— Приятная девка.
— Ничего, — согласился Миша.
— Я, может, ее под свое покровительство возьму. Будет первой звездой. То есть звездой первой величины. Самая крутая драматическая актриса города… Да что города — всего региона!.. Хочешь всадить ей?
Миша ошалел от столь доброго предложения, прохрипел неуверенно:
— Я только что своей Аське всадил. На эту уже не встанет.
— Хм. Да брось, такой слабосильный, что ли? Смотри, какая баба!
— Нет, спасибо.
— Миша, уважаю за правду. Другой бы вилял, а ты хрясь — как есть, как думаешь… Настоящие мужики так между собой и общаются, без вихляжа.
— Молния, а почему ты не говоришь «пацаны»? Ну, крутые, они себя пацанами зовут.
— Какой в жопу пацан?! Пацаны за пивом бегают, когда их мужики посылают. Все это дешевка, сплошной понт. Ему лет сорок, а он: «я пацан». Ну, беги за пивом для дяденьки, пацан. Я мужик.
— Мужики пашут.
— А пацаны играются. Сопли им мамки вытирают. Я мужик! Надо, я и вспашу. Для меня работать — не грех. А если я, мужик, велю, и эти пацаны не будут делать работу, им указанную…
— Ладно, Молния, что злишься по пустякам…
— Да жалко пацанов наших, что ни за член собачий погибли… Все эти виноваты… — Молния сдувался на глазах. Ершили, наверное, с Пятачиной.
— Ты говорил про мужиков, теперь про пацанов…
Молния отмахнулся и на автопилоте пошел в столовую. Миша двинулся следом.
Входил в столовую Миша в паршивейшем настроении. Окна-витрины столовой выходили на бассейн — там плескались молодые амбалы-боевики. Вот для кого в жизни нет забот о будущем: сегодня — король, завтра — холмик на кладбище.
Гарик Заноза суетливо и неопрятно ел окрошку, сопел и давился.
— Это тебе. — Миша положил перед ним листок с адресом владельца зеленой «Лады-Калины».
— Достал уже, — не удивился Заноза и обратился к Молнии: — Что, босс, как у вас там продвигается?
Молния вдруг рассвирепел, став совершенно трезвым, ткнул в Гарика толстым указательным пальцем:
— Сука ты. Ни хрена она не знает, стонет и все.
— Приятно ей, — заулыбался Заноза.
— Заткнись! Сам сейчас застонешь. Здесь тебя, в столовой, с Рэдом загнем! Я велел найти виновного в гибели моих людей, а ты эту шлюху привез и успокоился.
— Она подруга Стекловой! — побледнел Заноза, испугавшись гнева Оргункова.
— Мне плевать, чья она подруга! — заорал Молния.
— Ася сказала — у официального следствия причастность Стекловых к смерти Хрена и Хорька вызывает сомнение. Следствие считает, что у вас, — Миша посмотрел на Оргункова, — начались внутренние разборки. Орудует кто-то свой.
Молния потемнел, молча сел на стул. Официантка принесла ему нарезанную тонкими ломтями вяленую осетрину и стакан водки. Миша тоже сел, сказал официантке: «Чего-нибудь поесть». Молния долго пил, с усилием проталкивая водку в свое луженое горло, наконец поставил стакан на стол, отер рукой влажный рот. И тут же хлобыстнул ладонью по столу.
