Наверное, в этот самый момент мне следовало попросту убежать, но что-то было в его взгляде такое, что меня остановило. Это был взгляд мужчины, ожидающего, что девочка сейчас с криками убежит, а он потом сможет над ней вдоволь посмеяться. Ну или же это был взгляд человека, раздумывавшего над тем, как он будет объяснять повару из школьной столовой, что ему пришлось дать ее дочке эту сперму, потому что она была единственной, на кого налезал презерватив для руки. Сложно сказать. Как бы то ни было, казалось, он ждал, что я дам деру, и я решила: будь я проклята, если позволю себя осуждать человеку, таскающему с собой термос со спермой.
Так моя рука и оказалась засунутой по локоть в коровье влагалище, а я – выдавливающей сперму из спринцовки на глазах у кучи мальчишек. Это была максимально приближенная к съемкам в порно ситуация в моей жизни. Внезапно влагалище коровы напряглось, и я поняла, что моя рука застряла. Я непроизвольно закричала. Учитель запаниковал, полагая, что корова решила присесть, и сказал мне, чтобы я аккуратно вытащила руку, потому что если корова сядет, то непременно мне ее сломает. Это окончательно меня огорошило; дело было не только в той боли, которую, как я понимала, это могло мне причинить, но и в том, что мне не очень-то хотелось потом всем объяснять, что «я сломала руку во влагалище у коровы». Я выдернула руку, и корова обернулась – в ее взгляде чувствовалось отвращение. Тогда-то я поняла, что у меня в руках больше нет кухонной спринцовки.
Хотелось бы мне сказать, что я, стиснув зубы, произнесла: «Я ее там не оставлю» с сосредоточенной решительностью Брюса Уиллиса, как в том фильме, название которого я не помню. В том, что про Армагеддон
[15].
Вместо этого я сделала глубокий вдох, задрала вверх голову и со всем достоинством, на которое меня хватило (а это было немного), медленно стянула с себя перчатку и ушла. Никто не позвал меня – наверное, никто из них не мог придумать, как бы поэлегантней сказать: «Ты забыла спринцовку во влагалище у этой коровы». Или они просто понимали, что первому же заговорившему придется занять мое место. Я предполагаю, что кто-то все-таки вытащил эту спринцовку (хотя бы ради коровы), но я не знаю этого наверняка, потому что не стала дожидаться, чем все закончится. Я просто вышла на улицу и ждала, пока не покажутся остальные. Я была готова услышать издевательства, но так никогда и не услышала. Ребята были бледные, и их слегка потряхивало, но они смеялись над собственными шутками про быков, а учитель с/х ободрительно похлопал меня по спине, когда мы вернулись к автобусу.
Мы вернулись в школу, как раз когда моя сестра выходила из спортзала, где тренировалась выступать вместе с группой поддержки. Она по-прежнему была одета в костюм Уолли и щеголевато размахивала своими хвостовыми перьями. Увидев меня, она замедлила шаг и пошла рядом со мной по направлению к школе, и пока мы шли в тишине, до меня дошло, что более нелепую на вид парочку сложно себе вообразить.
– Как дела? – осторожно поинтересовалась она. – Ты какая-то странная.
– Я воспользовалась твоим советом насчет того, чтобы вписаться, – сказала я куда более спокойным, чем ожидала, голосом.
– И? – спросила она.
– И моя рука застряла во влагалище у коровы, – ответила я, уставившись куда-то вдаль.
Лиза сразу же остановилась и посмотрела на меня, как мне показалось, с разочарованием. Ну или просто она была в шоке. Сложно было сказать из-за этой птичьей башки. Потом она пошла дальше рядом со мной, упорно всматриваясь в окружавшие нас хлопковые поля, словно там можно было найти достойный ответ на мое заявление.
– Что ж, – сказала она, пытаясь подобрать нужные слова. – Бывает. – Она сказала это с таким достоинством, словно внутри ее птичьего костюма сидел крохотный умудренный жизнью Морган Фриман, который подсказывал ей, что отвечать.
– Я чуть не потеряла руку, – добавила я, поддерживая разговор, и в мой голос закралась легкая истерическая нотка. – Я чуть не потеряла свою руку внутри коровьего влагалища.
Я несколько преувеличивала, однако к этому моменту я чуть ли не подбивала ее на ссору, так как мне начинало казаться, что немалая часть ответственности за случившееся лежит на ней.
Она осторожно кивнула, и ее клюв стал раскачиваться вверх-вниз, явно настроенный продолжать разговор в нормальном тоне.
– Внутри коровьего влагалища, говоришь? Что ж, это… это просто невероятно, – сказала она с той же интонацией, с которой говорят, что вот-вот похолодает или что лошади не умеют блевать. – Итак, – она выдержала паузу, – возможно, ты неправильно поняла мой совет.
Я смерила ее взглядом.
– Но знаешь, что? Именно из таких моментов и состоят воспоминания о старших классах, не так ли?
Она приподняла свои крылья и попыталась, как я поняла, изобразить «джазовые ладошки»
[16].
– Ура воспоминаниям? – неуверенно сказала она несколько извиняющимся тоном.
И вот тогда я ее ударила.
Но лишь мысленно, потому что, по правде говоря, начать день с застрявшей в коровьем влагалище руки и закончить его избиением человека в костюме птицы было бы уже слишком даже для меня.
Тем не менее в каком-то смысле она была права… действительно нужно наслаждаться своими старшими классами и ценить их, потому что будешь помнить их до конца жизни.
Например, когда попадешь в тюрьму или грабители приставят пистолет к твоему виску, ты сможешь сказать про себя:
«Что ж, ну я хотя бы не в старших классах».
Старшие классы – это днище, и они даются нам жизнью для того, чтобы было потом с чем сравнивать. Я знаю это, потому что как бы дерьмово все ни было, я всегда могу оглянуться назад и сказать: «Ну хотя бы у меня не застряла рука в коровьем влагалище».
На самом деле эта фраза стала как бы моим жизненным кредо. Еще я произношу ее, когда не могу подобрать слова в разговоре с людьми, скорбящими по поводу смерти бабушки или дедушки. «Ну хотя бы у тебя рука не застряла в коровьем влагалище», – шепотом говорю я такому человеку, пытаясь как-то подбодрить, и похлопываю его по руке. И это работает, потому что так оно и есть, а еще потому, что, представив себе нечто столь неприятное, они сразу же перестают плакать. Наверное, они видят в этом одну из величайших прописных истин жизни. Ну или все дело в том, что большинство людей не рассказывают про застрявшие в коровьем влагалище руки во время похорон. Сама толком не знаю. Меня не так часто приглашают на похороны.
