Особое примечание бездетным людям, которые сейчас сидят и самодовольно улыбаются: Хватит осуждать.
Вполне возможно, что вы не такие уж и бездетные и просто забыли, что у вас есть ребенок.
Потому что подобная хрень происходит сплошь и рядом. Проверьте свое влагалище. Кажется ли оно вам немного раздолбанным? Если кажется, то, скорее всего, у вас есть ребенок. Серьезно, мое выглядело крайне неприглядно где-то год после родов, и только потом снова приобрело презентабельный вид. «Презентабельный» не в том смысле, что я стану выставлять его на рождественском столе. Я бы не стала делать этого и до того, как оно было уничтожено. В смысле, не то чтобы это того не стоило, потому что определенно стоило. И теперь с ним все в полном порядке. Я бы даже сказала, все прекрасно. С моим влагалищем все прекрасно. Оно даже похудело. Спасибо за беспокойство. Просто после рождения Хейли оно выглядело довольно паршиво, но тогда мне не было особого дела до этого, настолько я радовалась, что она жива, и поэтому я лежала на больничном столе, думая, что больше никогда в жизни не буду так счастлива, чтобы не обращать внимания на то, как зашивают мое влагалище.
Также мне хотелось бы заметить, что я не понимаю, почему врач, когда зашивает влагалище (правда-правда, бездетные люди: Зашивает. Влагалище), не проводит заодно какую-нибудь пластическую операцию (раз он все равно уже там), чтобы оно выглядело более привлекательно. Например, когда гинеколог сказала мне, что ей, вероятно, придется разрезать мне влагалище, я была такая вся:
– ДА ТЫ ГРЕБАНАЯ ПСИХОПАТКА.
А она была такая типа:
– Не забавы ради, – добавив про себя: «тупица». – Это чтобы достать ребенка.
И я сказала:
– Ах, ну ладно. Но раз вы и так собираетесь оставить там шрам, то не могли бы сделать его какой-нибудь крутой формы? Например, как насчет молнии?
Она уставилась на меня недоумевающе, так что я решила объяснить:
– Ну знаете… как у Гарри Поттера.
Тогда она посмотрела на меня так, будто я только что обделалась прямо на пол, и я подумала, что, может быть, она решила, будто я говорю про влагалище Гарри Поттера, так что уточнила:
– Но только не на лбу, как у него.
Она по-прежнему ничего не отвечала, так что я показала пальцем вниз и сказала:
– На моем влагалище.
Она покачала головой, словно изначально понимала, что я говорю не про влагалище Гарри Поттера, и сказала:
– Ну мы так не делаем. На самом деле будет лучше, чтобы все порвалось само собой, потому что так потом быстрее заживает.
И я такая вся:
– ТВОЮ. МАТЬ. Вы что, на хрен, серьезно?
Я и правда подозревала, что она все это придумывает, потому что не хочет, чтобы мое влагалище стало более симпатичным, чем у нее, – она-то никогда не рожала, и ее влагалище, наверное, было просто идеальным. Она не хотела, чтобы я потом утерла ей нос своим влагалищем с крутым шрамом в виде молнии. Будто бы я стала так делать, доктор Райдер.
Я БЫ НИКОГДА НЕ СТАЛА УТИРАТЬ КОМУ-ТО НОС СВОИМ ВЛАГАЛИЩЕМ, ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ ЭТО БЫЛО БЫ САМОЕ КРУТОЕ ВЛАГАЛИЩЕ НА СВЕТЕ.
И каждый раз, когда у меня начинались бы спазмы от месячных, я бы воображала, что где-то поблизости Волан-де-Морт.
Позже, когда я рожала, у меня и порвалось само, и мне сделали разрез, причем он был вовсе не в форме молнии, так что я тут же пожалела, что не сделала предварительную перфорацию в форме молнии, но к тому моменту у меня был настолько большой живот, что я даже не видела собственного влагалища. И когда я попросила Виктора нарисовать пунктирную линию в форме молнии (вместе с маленькими ножницами, указывающими: «резать здесь»), он просто развернулся и ушел. Подозреваю, он просто не хотел признаваться, что не умеет рисовать ножницы, потому что, если честно, художник из него так себе, но когда я принялась изводить его на следующий день, он сказал уверенно:
– А я уже сделал это. Пока ты спала.
Что звучало весьма подозрительно, так как я сплю довольно чутко. Но я не могла заглянуть себе между ног даже с помощью зеркальца, так что задумалась, не морочит ли он мне голову, чтобы я просто оставила его в покое. А если он не морочит мне голову, тогда что за хрень он там нарисовал? Наверное, пистолет или пуму, ну или еще какую-нибудь глупость. А еще я не вижу особого смысла в том, что рваные раны заживают лучше резаных, потому что если это так, то почему тогда врачи не вырывают у людей желчные пузыри или аппендиксы, а аккуратно их вырезают?
Больше нет таких операций, при которых врач предпочитает дать пациенту порваться на части, вместо того чтобы его разрезать, и я подозреваю, что гинекологи просто все очень ленивые.
Срань Господня, ребята. Помните, как я говорила вам, что у меня умер дедушка, а я отвлеклась на комедию по телику? То же самое случилось только что, когда я начала говорить про восприятие и отвлеклась на собственное влагалище. Я этого даже не планировала. Настолько естественно получается у меня это писательское дерьмо. Мой мозг словно подсознательно придерживается темы, несмотря на то, что его отвлекает мое влагалище. Я определенно получу за это Пулитцеровскую премию.
Как бы то ни было, воспитание ребенка учит смотреть на все с хорошей стороны. Потому что приходится учиться мириться со всеми ужасами и унижениями жизни. Потому что другого выбора попросту нет.
Возьмем, к примеру, первое посещение бассейна с ребенком. Вы всячески стараетесь выглядеть клево перед своей худой соседкой без детей, которая, скорее всего, ночью поспала больше двух часов, и вдруг замечаете, что задницу вашего ребенка начинает раздувать. Тут вы с ужасом понимаете, что ваш муж надел на ребенка не специальный подгузник для плавания, а обычный, и теперь он впитывает воду из бассейна и набухает, как ядерный гриб, а ваш ребенок смотрит на вас типа такой: «Что за хрень происходит с моей одеждой?», и тогда вы такая вся: «БЕЗ ПАНИКИ. Медленно иди в сторону туалета», но ребенок такой весь: «Возьми меня на руки! МЕНЯ ХОЧЕТ СОЖРАТЬ МОЙ СОБСТВЕННЫЙ ПОДГУЗНИК», и вы берете его на руки, и в этот момент под давлением швы подгузника расходятся, и по вам растекается этот гель, который кладут в подгузники, – он, оказывается, представляет собой голубоватое, кристаллообразное желе. Вам одновременно и противно, и любопытно, и вы несетесь в туалет, но желе капает, и за вами остается след, а спасатель в бассейне смотрит на вас презрительным взглядом; вы между тем наконец добираетесь до туалета, а гель внутри подгузника продолжает набухать. Так что, как только вы стягиваете с ребенка купальный костюм, подгузник разрывается на части, плюхается на пол, и синее желе разбрызгивается повсюду. И именно в этот момент в туалет беззаботно заходит ваша бездетная соседка и тут же в шоке прижимается к стене, увидев вас, согнувшуюся посередине туалета, покрытую синим наполнителем подгузника и отчаянно пытающуюся убрать бесполезными бумажными полотенцами это (скорее всего, канцерогенное) желе со своего ребенка. А вы стараетесь улыбаться ей ободряющей улыбкой, как будто подобная хрень происходит с вами постоянно, и как раз собираетесь встать и как бы между делом объяснить, что на самом деле во всем виноват ваш муж, как вдруг ваш ребенок замечает вашу огромную грудь, угрожающе нависшую над краем купальника, и бьет по ней, и она от этого вываливается наружу. И соседка молча пятится прочь из туалета, как будто увидела чей-то труп, а вы кричите ей вслед: «ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НЕ УБЕЖАТЬ. УЗРИ. ЭТО. ТВОЕ. БУДУЩЕЕ!»
