По коридору спешил Гейдар с шампанским. Павел сделал вид, что увлеченно смотрит в окно, хотя ему было искренне интересно, что же произойдет дальше.
Откатив в сторону дверь купе, Гейдар обомлел.
— Вай, вай, — обрадовался он сверх всякой меры и скользнул внутрь, снова не до конца затворив дверь.
Павел понял, в чем дело с дверью, — в купе было душно, даже приоткрытое окно не спасало, а так приятный сквознячок делал пребывание в тесной отгородке очень даже комфортным.
Хачики заговорили между собой не по-русски, засмеялись. Гейдар поставил шампанское на столик, тут же расстегнул ремень, сбросил брюки и трусы, оказавшись таким же волосатым.
Вагиф продолжал спариваться в прежнем темпе. Свету уже начало размаривать от нахлынувших ощущений.
Гейдар ловко, словно кошка, перескочил через столик, оказавшись со своим вздувшимся членом у лица девки. Та поняла, что ей предстоит, и скривилась, но Гейдар сердито рыкнул:
— Соси-и, билять!
И она покорно взяла в рот.
Павлу стало противно. Досадуя на себя, что так долго наблюдал за обычным дорожным долбежом, он направился в туалет.
Когда он вернулся, Маша уже спала. Приставать к ней после виденного в соседнем купе не было никакого желания. Он стал пить чай, а за стеной все так же скрипел диван и раздавались специфические звуки.
Павел пытался читать про мафию и киллеров, но хачики не унимались. Он представил, как они меняют позы, как суют члены в рот, анус, вагину пышнотелой попутчицы, и той уже все равно, ей уже очень, очень хорошо, а на остальное плевать.
Под стук колес он уснул.
Ночью Павел встал в туалет и с удивлением обнаружил, что в соседнем купе всё еще занимаются сексом. Когда он возвращался, то увидел, как из купе хачиков вышли два чернявых мужика, поправляющих трико, а Гейдар заводил какого-то небритого хрена, похожего на недавно откинувшегося с зоны уголовника. Предприимчивые хачики подрядили попутчицу обслуживать соседние вагоны — то-то так долго скрипит диванчик. Хачикам — прибыль, девке — незабываемое приключение: побыла заправской проституткой.
Павел сердито закрыл дверь за собой, улегся на свое место — Маша безмятежно спала. Поезд встал на станции, сделалось тихо и душно. За стеной о чем-то говорили мужчины, а потом снова заскрипел диван…
Когда Павел открыл глаза, было тихо, но светло — утреннее солнце давило жаром. Он сердито поднялся, потрогал лицо — за ночь успела отрасти щетина. Маши не было. Дверь была приоткрыта. Он выглянул в коридор и удивился — сексуальное купе пустовало, бурные пассажиры сошли, пока он спал.
Маша шла из умывальница, свежая и улыбающаяся, с полотенцем на плече.
— С добрым утром! Через два часа приедем.
— Что за станция?
— Не знаю. Проводник сказал — через два часа и выгнал меня из умывальника, сказал — на станции не положено.
— Блин, я в туалет хочу, — сердито буркнул Павел.
— Терпи, — хохотнула Маша.
Павел в майке и шортах пошел на перрон. Тут было по утреннему пустынно. Он постоял немного на солнцепеке — жарило неимоверно (что же днем будет?) — и вернулся обратно в купе.
— Что будешь делать, когда приедем? Там ведь знакомых и друзей нет, просить помощи не у кого.
Маша посмотрела на сердитого Павла (духота в купе и невозможность отлить после сна наполнили его сознание досадой) и стала буднично, как все женщины утром, красить веки и ресницы, глядя в маленькое зеркальце.
Павел подумал, что, когда женится на ней, ему будет нравиться смотреть, как она красится, как расчесывает волосы, как малюет губы помадой, подводит веки карандашом. Но сейчас она была недоступна (а он ее и не хотел!) и в купе было душно. Он раздраженно произнес:
— Первым делом поселимся где-нибудь. В гостиницу не хочу — там городишко маленький, приезжие на виду.
Состав дернулся и медленно пополз.
— О, поехали. Иди.
— Куда?
— В туалет ты хотел!
— Еще со станции не выехали.
— Какая разница? Поезд едет? Едет! Возьми ключ у проводника от туалета и сделай свое маленькое дело.
— Мое дело не такое уж маленькое. — Павел потер подбородок — весь в щетине. — Первым делом — бриться.
— Значит, ты не хочешь. Прижало бы — побежал как миленький, — задорно «покусывала» Маша, продолжая покрасочные работы.
— Я мог на станции сходить в туалет, если б прижало. Просто чувствовал себя некомфортно.
Павел повернулся к окну и сонно прищурил веки. Два часа еще пиликать. Можно было еще поспать. Может, тлевшее внутри раздражение было именно из-за невыспанности?
— Пашка, ты совсем сонный! Не выспался?
— А-а… Эти черти, — Павел кивнул за спину, — спать не давали. Скрипели диваном.
— Тебе, поди, тоже хотелось? А? Поскрипеть?
— Что пристаешь с глупостями? Пойду умываться.
Через два часа поезд вкатил в областной центр автономной области, стотысячный городок, затерянный в сибирской тайге.
Павел и Маша сошли на бетонный перрон у здания местного вокзала, посмотрели друг на друга и решительно двинулись к выходу на привокзальную площадь. Их заметили несколько мужиков — частных таксистов. Покручивая брелками с ключами, стали наперебой предлагать извоз.
— Мы на автобусе, — разочаровал их Павел, хотя еще не знал, куда поедет. Дома он внимательно изучил карту городка по Интернету, сделал для себя кое-какие мысленные пометки, но сейчас все решительно вылетело из головы. Как все непрофессионально, все по-дилетантски, наобум…
Маша дернула его за рукав:
— Смотри.
Павел увидел предприимчивую тетку лет пятидесяти, одетую бедно, но не пьянчужку — лицо было без явных следов пристрастия к спиртному. Тетка держала в руке картонку с надписью «Частная гостиница». Заметив заинтересованные взгляды, тетка бодро двинулась к ним, предлагая на ходу:
— Комнату не желаете? Здесь недалеко.
— Цена?
Тетка указала пальцем на свою картонку. Там указывалась стоимость отдельной комнаты и стоимость кровати в общей комнате. Цены были более чем божеские.
— В больших городах просят о-го-го! — стала нахваливать свою услугу тетка. — А мы не наживаемся, работаем честно.
Павел посмотрел на Машу, подумал — дело он обделает дня за три… Хотя на вокзалах не рекомендуют обращаться к услугам частников, сдающих жилье (можно нарваться на аферистов), он решился:
— Идет.
— Эй, Геша, давай сюда! — сразу заорала тетка, замахав рукой.
От группки частных таксистов отделился пузатый мужик лет шестидесяти в легком трико и рубахе навыпуск. Он расплылся в улыбке:
