— Пишите заявление о пропаже мужа. Когда и как обнаружили, что он пропал?
— Я… Понимаете, мы были вместе, а потом… Мы были у друзей, я отвлеклась, много выпила…
— Светлана Сергеевна, давайте отбросим лепет о друзьях. Мы знаем, что вы и ваш муж являетесь основателями сатанистской секты, которой теперь заправляет Мосина. Знаем о всех безобразиях, там происходящих.
Кабанова стала медленно покрываться пунцовым румянцем.
— И безобразия эти вовсе не невинные. Сумасшествие Олеси Егоровой, расправа над Арелиной. Ваш муж хотел помочь нам пресечь беззакония. Так что говорите правду! Когда вы поняли, что он пропал?
Кабанова сглотнула слюну:
— Перед этим на фирму, где он работал, налетела налоговая полиция, но он успокоил, что там все в порядке. Мы поехали в секту. Все было как всегда — выпили, устроили безумные танцы с раздеванием. Я заметила, что Аркаша о чем-то расспрашивает мужчин. Зазвучала громкая музыка, и я не слышала, о чем они стали спорить.
— Кто?
— Купин, Пушин. Тут я оказалась в объятиях Ивана Коростова. Мы занялись с ним сексом. А потом я выпила стакан мадеры и занялась сексом с Сысоевым, а потом был групповой секс, уже не помню с кем. Домой меня отвезла Мосина. И тут я вдруг спохватилась: где Аркаша? А она мне говорит, мол, когда она пришла в себя, многих мужчин уже не было, потому и отвезла меня домой. Я прождала всю ночь — ни звука. А Аркаша обязательный, он, если задерживается, обязательно звонит, чтобы я не волновалась.
Ваня внимал рассказу и удивлялся странным взаимоотношениям супружеской четы Кабановых. Ведь подобрались же два распутника, живут, не признавая никаких моральных и общественных норм, но при этом переживают друг за друга, любят, наверное. Это недоступно пониманию нормального человека.
— Вы любите мужа?
Кабанова удивилась и вдруг гневно сверкнула глазами:
— Конечно, люблю! Мы дружная семья. Нормальная. У нас трогательные, уважительные отношения. А сексом я занимаюсь только в секте, на стороне связей не имею. Близкая, физическая связь всех членов секты является естественной частью ритуалов нашей религии.
— Вы действительно верите в Сатану? — ухмыльнулся Ваня.
Кабанова задумалась. Хочет казаться лучше, чем есть на самом деле, подумал он. Прикрывает свое распутство болтовней о собственной религии. Чистоплюйка. Не то что Сухорунько, та прямо говорит: «Я шлюха!» — и лезет в штаны.
— Как вы оказались в квартире Мосиной?
— Я ей позвонила, рассказала о пропаже мужа. Она велела приехать к ней. Сказала, что у нее есть знакомый, даже не знакомый, а так, знакомый знакомого, майор Кашин, и надо с этим обратиться прямо к нему, и полиция примется за поиски. А если в обычном порядке заявить, тогда и искать не станут.
— В нашем ведомстве процесс пойдет быстрее. Скажите, Светлана, вы знаете, где находится логово?
Кабанова, не понимая, о чем речь, беспомощно захлопала ресницами.
Ваня поспешил пояснить:
— Ну, та избушка, где сошла с ума Егорова.
— Знаю ту избушку. Вы думаете, Аркаша…
— Ничего я не думаю. Свозите меня туда, раз уж машина при вас.
Кабанова заколебалась.
— Не бойтесь, мы не одни поедем. Я сотрудника с собакой возьму. Отвезете?
— Хорошо.
— Вот и ладненько.
Ваня открыл сейф, достал свой пистолет и большой черный кошелек-сумочку, который цепляется на ремне, засунул пистолет в кошель и повесил сбрую на себя. Получился пижон в майке, штанах и с черным кошельком под брюхом. Одно время такой прикид был моден среди челноков, и он ушел в прошлое вместе с этими челноками. Ваня использовал прикид для оперативной работы — легкая одежда не позволяла держать оружие нигде, кроме как в кошельке-сумочке.
С верхней полочки сейфа Ваня извлек коробочку, где хранился «жучок», и взял коробочку с собой, собираясь прикрепить прослушивающее устройство в машине Мосиной по пути к логову.
— Пойдемте, Светлана.
Прихватив из оперативного отдела инструктора с овчаркой, на «тойоте» Мосиной понеслись за город. Опустив стекло, Ваня высунул руку и насвистывал неуместную сейчас веселую мелодию. «Жучок» уже сидел за панелью приборов. Опер с собакой скучали на заднем сиденье.
— Лихо вы с бригадой Коростовского разделались! — обернулся Ваня к оперу.
— Оборзели, гады. Пришлось пресечь.
— Ты был там?
— Нет. И так много народу поехало. Сейчас бабки собираем на похороны. К вам еще не заходили со списком?
— Нет еще. Погребение когда?
— Завтра в обед. Пойдешь?
— Пойду.
— Троих оперов, гады, завалили. Держат нас за пушечное мясо. А Генка вообще балдежный мужик был.
Ваня вздохнул:
— Да, балдежный, — и отвернулся. Горячий ветер жег лицо. Противно умирать летом. А зимой омерзительно.
Свернув с трассы на проселок, долго ехали по пыльной дороге, сдавленной с обеих сторон зарослями осинника. Потом «тойота» сворачивала на все более наезженные пути, пока не оказалась на большой поляне. В конце поляны темнела избушка.
— Вот оно, логово, — выдохнула Кабанова. Она выключила двигатель. Стало тихо и неуютно.
Ваня и оперативник с собакой вышли из машины. Из высокой травы роем поднялась мошкара. Ваня был в рубашке с короткими рукавами и сразу ощутил, что его едят. Оборачиваясь к оперативнику, усмехнулся:
— Вот разве догадываются эти малюсенькие твари, что человек прикатил к ним, преодолев многие километры утомительного пути? И для чего? Чтобы милые насекомые вовремя пообедали!
— Шутишь все, — хмыкнул опер, отпуская собаку.
Пес сразу же громко залаял, помчавшись к логову.
— Там кто-то есть, — посерьезнел инструктор.
— Сейчас узнаем. Надо монтировку прихватить.
Ваня вернулся к машине, взял монтировку — на двери логова висел огромный амбарный замок. Собака бегала у логова, лаяла, скребла лапами дверь и поскуливала.
Они подошли вплотную к избушке.
— Фу! — скривился инструктор. — А ну, Кондор, пойдем отсюда, а то ты себе весь нюх трупным запахом отобьешь.
Из-за двери несло смертью. Ваня просунул монтировку под стальную петлю, державшую замок, что есть силы приналег — замок не сорвался.
— Хрен там! А ну, давайте сюда машину!
Кабанова подала «тойоту» задом, к замку привязали трос. Машина заревела, беспомощно дернулась — замок удержался. Еще рывок, еще.
Со звоном петля отлетела, освобождая дверь.
Ваня осторожно потянул за ручку.
Внутрь избушки через открытую дверь ворвался свет. На земле лежал человек.
