– А я так думаю – пусть идут искать свои рудники. Они же когда-то ковали отличное оружие, – сказал Уве. – Пусть устраивают в пещерах кузни, пусть вооружаются.
– Думаешь, их это скверное приключение с цвергами чему-то научило? – спросил Рейнмар. – Если бы научило – они бы подобрали в Бервальде оружие цвергов. Мало ли – вдруг опять эта нечисть и к ним привяжется? А им это и на ум не пришло.
– А они подобрали, – сообщил Имшиц. – Только оружие их тетки несут, мужички были заняты носилками.
– Ты видел? Своими глазами? И ничего не сказал? – возмутился Рейнмар.
– А чего тут говорить… Раз они взялись тело нести – мешать им негоже.
– А если бы они вас троих исподтишка порубили?
– Так не порубили же.
Остаток ночи Рейнмар сидел у костра, ожидая нападения. Вместе с ним бодрствовал Уве. Но темные альвы не появились. Судя по всему, они ушли – и ушли навсегда.
А потом был путь домой – в Шимдорн и в Русдорф. По дороге поспорили – заезжать ли в Бемдорф к родителям Тийне. Уве был против – они захотят устроить похороны в Бемдорфе, но девушка желала стать часовым Русдорфа, желание должно быть исполнено. Спорить с ним было невозможно и бесполезно.
– Вот тут мы и расстанемся, – сказал Рейнмар и соскочил с коня.
Это было на развилке дорог, одна из которых вела вверх, к Шимдорну.
Эрна сперва не поняла, зачем он это сделал. Потом, когда Рейнмар левой рукой обнял Уве за плечи, ее позвали – и она встала в круг этого объятия, положив свою левую на плечо Рейнмара.
– Осторожно, – предупредил Уве. – Могу обжечь.
И они стояли так довольно долго – пока старый Имшиц не начал деликатно покашливать.
А потом Рейнмар, не прощаясь, вскочил в седло и направился к своему замку. Имшиц же учтиво попрощался и тоже туда направился, погоняя усталого осла.
Эрна смотрела вслед Рейнмару.
– Ну что же, я сама это выбрала, – прошептала она.
И улыбнулась.
Цверг и его королева
Пещер требовалось хотя бы две, одна была природная, довольно большая, другую, узкую, пришлось рыть самим.
Когда разведчики нашли большую, то сперва обрадовались – там оказалось немало всякого загадочного добра, которое могло бы пригодиться. Они увидели остатки кузницы, молоты и щипцы, две наковальни, бруски металла. Потом оказалось – все это безнадежно заржавело. Но из пещеры вели вверх забитые всякой дрянью норы, если их вычистить – то снаружи поступал бы воздух, а наружу выходил дым.
– Ты знаешь, что такое лопата? – спросил командира своей десятки Руррир. – Старухи говорили, это приспособа, чтобы копать. Может быть, вот это – лопата?
– Врут старухи, – ответил командир Баррар-второй, но поднял с земли и разглядел со всех сторон плоский ржавый кусок железа. – Скажи, как этим можно копать? Как это держать? Очень неудобная штука.
– Может, сюда что-то вставляют? – предположил Руррир. Он был совсем еще юн, и в голову ему лезла всякая чушь.
– Сказал бы я тебе, что вставляют…
Альвриги, которые пришли в пещеру вслед за разведчиками, одобрили ее.
Наверху были два поселка людей в долине, а на холме – усадьба, откуда утром выгоняли скот, а вечером пригоняли обратно. Если выследить, где пастбища, можно добывать там овец и телят. Поселки окружены огородами и полями, там тоже можно найти еду. И еще есть река, в которой люди ловят рыбу.
Цверги пришли всем племенем и начали обустраиваться в пещере.
Их широкие, почти беспалые ладони довольно легко входили в почву, и ниша, где сперва трудились двое, сейчас вмещала четверых.
Те, кто не рыл пещеру, расчищали две норы вверх, чтобы было чем дышать, и делали ниши для сна.
Женщины, которым полагалось бы сидеть в особой пещере, забились в самый дальний угол и там кормили детей, все прочие сидели голодные, даже альвриги.
Альвригам устроили достойное место – с этого начали жизнь в пещере. И вот они сидели у стены в ряд, как полагается – в середине старший, справа от него – средний, слева – младший. Чтобы они возвышались над цвергами, им сделали сиденья из всего, что несли с собой, для старшего притащили наковальню, сверху положили три обтянутых шкурами боевых щита.
Напротив сели два командира десяток, Стеммар и Баррар-второй. За ними лежали в ожидании, когда позовут копать, рядовые бойцы. И лишь за бойцами сидела, поджав колени, королева Эльда.
Бывшая королева. Бывшая Эльда Громерта. Ее лишили подземного имени, но не отправили наверх, где она сразу бы погибла, а вели с собой.
Милосердие альвригам не свойственно, тут скорее был расчет – ведь другой королевы нет, а эта, глядишь, еще на что-то сгодится. Когда уходишь от беды, когда неведомо – а вдруг впереди беда еще почище, нельзя разбрасываться королевами, тем более что эта – рослая и телом крепкая, может много на себе нести.
Эльда распустила волосы и старательно расчесывала их дорогим гребнем – костяным, оправленным в золото. Гребень ей дали, когда старые няньки решили – королеве пора отращивать длинные волосы. А было ей тогда лет шесть или семь, считать года она умела лишь приблизительно. Волосы были золотистые, вились мелкими кольцами, за это качество альвриги выбирали королеву, и длилось это много десятилетий.
Когда королева распускала их поверх мантии из темно-рыжего меха, даже вольфкопы замирали в восхищении, а уж их-то в любви к прекрасному никто не мог обвинить, звери и звери, разве что ходят на двух ногах, как люди и цверги, дерутся голыми руками, лишь некоторые – дубинками. И могут, разозлившись, загрызть лошадь.
Мантии больше не было. И носилок, на которых королева стоя ехала на битву, тоже не было. И вольфкопов больше не было. Что-то с ними случилось, они набрались наглости, стали спорить с альвригами, даже правильно употребляли слова. Какое-то время их удавалось держать в покорности заклинаниями власти, но власть слабела – и вот однажды вольфкопы не откликнулись на зов. И разведчики нигде их не нашли.
Остался один гребень.
Эльда Громерта (сама себя она только так называла) не застала былого величия. И королевы-предшественницы не застала. Но старухи, которые растили ее, много ей рассказывали. И ей казалось, будто в ее памяти хранится то, что было с ней самой, а не то, что было с теми давними королевами.
Расчесывая золотистые волосы, Эльда Громерта прислушивалась к речам альвригов и цвергов. Они продолжали давний спор, и речь в споре шла о спасении артейских цвергов, а клаштейнские и прочие пусть сами о себе заботятся.
Альвриги держались давними заслугами – долгие годы, когда цверги, поднявшись наверх и призвав вольфкопов, шли в бой, они заклинаниями власти удерживали и направляли вольфкопов, да и цвергов тоже, когда требовалось, и честь победы принадлежала им. Но побед уже давно не было, а было бегство, и теперь командиры цвергов отваживались перечить высокомерным альвригам.
