– Если только три четверти взрослых граждан колонии не проголосуют за освобождение данных людей от обязанности исполнять закон.
– Освобождение действует только для одной беременности и только для одного поколения. Если ребенок не окажется носителем – все прекрасно. Но если окажется, то подлежит стерилизации, так же как и родители после его рождения.
– Значит, у нас будет один ребенок.
– Только в том случае, если остальная колония проголосует за однократное нарушение закона. Могу вас заверить, что лично я буду против. Как и любой другой, я рад, что вы готовы на все ради вашей любви, но не настолько, чтобы рисковать генетическим будущим колонии, подвергая бесчисленные будущие поколения опасности, которую вполне можно предотвратить.
Клару слова Эндера, похоже, потрясли до глубины души. Ройо бросил на него вызывающий взгляд.
– Ваше решение сопротивляться закону выглядит крайне смело и мужественно, – сказал Эндер Ройо. – Но не будет ли более смелым и мужественным поступком подчиниться и пройти стерилизацию, вместо того чтобы возлагать данный акт самопожертвования на своих детей?
– Нам вовсе не обязательно жить в колонии, – ответил Ройо. – Закон не вправе никого заставить оставаться вместе с остальными.
– Еще он не позволяет снабжать припасами таких отказников, за исключением тех, что они смогут унести с собой. Вы окажетесь полностью предоставлены самим себе. По сути, это постоянный бойкот. А поскольку в вашей микроколонии будет наличествовать ген бессонницы, это означает полный карантин на размножение.
Оба промолчали, хотя Клара покачала головой, а вызов во взгляде Ройо слегка ослаб. Эндеру стало ясно: они поняли, что им не выжить без других людей – по крайней мере здесь, где все зависели от витаминов из трюмов корабля.
Ботаники делали все возможное, и из некоторых растений удалось выделить жизненно важные минералы, которые могли бы дополнить рацион колонистов. Чего им не удавалось, так это заставить расти земные злаковые культуры: местный грибок убивал их или задерживал их рост, позволяя местным сорнякам с легкостью задушить посевы.
Бобовые, однако, смогли прижиться, но жизненно важных веществ все равно не вырабатывали, а ботаникам пока что не удалось генетически модифицировать местные растения. Здесь человеческая наука не могла угнаться за наукой жукеров, которые умели полностью приспосабливать чужую жизнь под свои потребности.
Ройо и Кларе это не сулило ничего хорошего. Генная инженерия пока что не достигла успехов, позволявших избавить от гена бессонницы любого из зачатых ими детей.
– А если попробовать искусственное оплодотворение? – с тоской спросила Клара. – И пересадить лишь те эмбрионы, у которых не будет этого гена?
– Ну да, конечно, – ответил Эндер. – Ты знаешь, как с помощью нашего оборудования безвредным способом определить, у каких эмбрионов нет бессонницы?
– Можно прислать оборудование с Земли, – сказал Ройо. – И кого-то, кто умеет им пользоваться.
– Можно, – кивнул Эндер. – И сколько вам к тому времени будет лет?
– Тогда подождать, пока эмбрион разовьется, – предложил Ройо.
– Проанализировать околоплодную жидкость, а потом убить всех младенцев, у которых обнаружится ген? – спросил Эндер.
Ройо посмотрел на Клару. Та покачала головой.
– Какая, собственно, разница? – спросил Ройо.
Похоже, между собой они уже обсуждали этот вопрос, и Эндер понял его суть. Если Клара могла вообразить, что можно отобрать для пересадки свободные от гена бессонницы эмбрионы, уничтожив остальные, почему бы ей не представить и убийство плода с этим геном?
Она попыталась отмолчаться, снова покачав головой, но Ройо не позволил.
– Скажи ему, – велел он. – Может, хоть он поймет.
Клара расплакалась, не в силах сдержать текущие из закрытых глаз слезы. Этого хватило, чтобы Ройо замолчал, и Эндеру пришлось догадываться самому.
– Ты не смогла бы убить ребенка, который уже внутри тебя? – спросил он. – Такова твоя религия?
– Ведь это мое дитя, – не открывая глаз, проговорила Клара. – Во мне.
– И для тебя это важнее, чем возможность прожить вместе без детей? – без особой надежды в голосе спросил Ройо.
Клара снова промолчала.
– Проблема в том, что вы не знаете, как будет сочетаться ваш генетический материал, – объяснил Эндер Ройо. – Возможно, вы бросите вызов теории вероятности и сможете зачать нескольких детей, у которых не будет гена бессонницы. А может, вероятность сработает наоборот и каждый зачатый вами ребенок получит этот ген от кого-то из вас.
– Но если у них будет только по одной копии гена… – начал Ройо.
Эндер не дал ему закончить.
– Мы не можем позволить, чтобы ген распространился внутри популяции, – сказал он. – В законе этого прямо не говорится, но я читал сопутствующую литературу: пришлось принять в расчет вполне реальную возможность, что многие или даже все колонии могут оказаться предоставленными самим себе, потеряв всякую связь с Землей, и планета может утратить способность воспроизводить земные технологии без постоянного их пополнения. И невежественная, изолированная популяция может лишиться всех научных знаний.
– Что, такое в самом деле возможно? – спросил Ройо.
– Представь, что в следующем году Землю атакуют шесть флотилий жукеров, которые сумели создать молекулярное дисперсионное устройство, и уничтожат с его помощью Землю. Все колонии окажутся отрезанными. Наша не получит никакого железа – по крайней мере, в достаточном количестве, чтобы воспроизвести индустриальную цивилизацию Земли. Наши познания в медицине намного превзойдут наши возможности… на несколько поколений вперед. А потом наша медицинская техника начнет отказывать, вместе с ней мы лишимся и знаний. Не будет и никакого генетического анализа. Ген бессонницы будет собирать все новую и новую жатву – и все потому, что ваш губернатор оказался чересчур жалостливым и мягкотелым, чтобы строго соблюсти закон и не позволить вам двоим распространить ген.
– Я думал, вы уничтожили родную планету жукеров, – горько проговорил Ройо.
– Полагаю, да, – ответил Эндер. – И никаких флотилий жукеров больше не существует. Но к тому же результату может привести столкновение с астероидом или разрушительная неизлечимая эпидемия на Земле. Мы можем здесь затеряться, а потом нас снова обнаружат через тысячу лет. Но к тому времени ген бессонницы станет свойственным нашей популяции. Все будут его носителями, и большая часть наших детей начнет умирать от кошмарной неспособности заснуть. Им может быть и пять лет, и пятьдесят. Для нашей планеты это станет обычной составляющей жизни – и все благодаря вам.
– Но ведь такого никогда не будет, – покачал головой Ройо.
– Вы знаете, какой выбор стоит перед вами, а я знаю свой. Я люблю и уважаю вас обоих. И я хочу, чтобы вы были как можно более счастливы, в пределах разумных законов. Думаю, если вы хотите пожениться, вам следует это сделать, поскольку тогда бездетная пара будет только одна. Если же каждый из вас вступит в брак с кем-то другим, то таких пар станет две. Ибо точно можно сказать одно: ваши гены никогда не воспроизведутся на этой планете.