— Я рассчитывал, что мы увидимся.
— В любом случае увидимся. Я сейчас рискну разбудить полковника Альтшулера, сообщу ему об убийстве двух его сотрудников. Стрелял, кстати, кто, сам Боб?
— Скорее всего, Валет. Но я не видел, только слышал два выстрела. Пистолет с глушителем был.
— В принципе это и неважно. Их двое было. Но завтра в двенадцать ноль-ноль из зоны выходит Жорик Балаклавский. Следует пресечь войну в самом начале. Как же вовремя прибывает спецназ ФСБ! Эта работа как раз для них. С записью на руках я сумею убедить Альтшулера в необходимости таких действий.
— Вот и слава богу! А то я уж думал, что вы и это на меня возложите.
— Я бы и возложил, но ты просто физически не успеешь, у тебя в десять ноль-ноль встреча с полковником Альтшулером. По моим данным, он еще с вечера заказал на тебя пропуск. Так что постарайся отоспаться, прийти в форму. Альтшулер обязательно устроит тебе проверку на профпригодность, подсунет какого-то своего крутого специалиста по «рукопашке». Настраивайся.
— Тогда я отсыпаться домой поеду. Времени мне хватит, я всегда мало сплю. А по пути успею даже забежать к старикам, куплю у них мешок шерсти ньюфаундленда…
Улыбка киллера
Пролог
Вернувшись домой, я не стал предъявлять Тамаре никаких претензий, даже не сказал ей, что определил, кто такой «господин Генералов» — это слишком походило бы на обвинения в ее адрес, а обвинять жену я не хотел, иначе ей пришлось бы вертеться, придумывать, что сказать, чтобы себя не выдать. А мне было бы неприятно наблюдать, как она пытается меня обмануть. Обман никогда не вызывает дальнейшего доверия, а уж обман, порожденный предыдущим обманом, — тем более. Я застал ее уже дома — только что вернулась от майора Никифорова. Вячеслав Петрович по своей традиции напоил Тамару таким крепким чаем, что ей трудно было уснуть.
— Докладывай, товарищ киллер, кого сегодня убил? — потребовала она от меня в шутку, но в каждой шутке, как известно, содержится определенная доля истины. Тамара понимала, что киллеру не каждый день выдают заказы, но каждый день приходится опасаться за свою жизнь.
— Кажется, никого… — Я коротко, возвращаясь к армейским привычкам, рассказал ей о своей работе с лазерным звукоснимателем, о том, как уголовники застрелили двух офицеров ФСБ, как я передал тем же уголовникам заключение эксперта. И как «Генералов» пообещал не использовать меня при ликвидации уголовников двух противоборствующих группировок. Чему я, честно говоря, был очень рад, потому что ввязываться еще и в эту историю мне вовсе не хотелось..
Утром мне предстояло рано выехать в областной центр на встречу с заместителем начальника областного управления ФСБ полковником Альтшулером, и потому я, завершив рассказ, стал готовиться ко сну.
— Ты что такой хмурый? — спросила Тамара. — Я, честно говоря, уже забыла, как твоя улыбка выглядит… После той истории на автозаправке ты ни разу, кажется, не улыбался. А ну-ка, улыбнись! Это приказ!
Я проявил все свои актерские способности, которых, впрочем, было, как мне подсказывала моя собственная скромность, не так уж много, и постарался изобразить на лице обаятельную улыбку. Мои старания, видимо, в кои-то веки все же увенчались успехом, хотя, скорее всего, не полным, потому что Тамара все не унималась:
— А почему улыбка такая грустная? Веселее надо улыбаться, товарищ подполковник… Про глаза не забывай. Вот так… Улыбаться следует не только ртом, но и глазами. Иначе твоей улыбке не поверят. Все. Вот теперь отправляйся спать. А завтра должен проснуться с улыбкой. Обязан проснуться с улыбкой. Я проверю.
Раньше я часто улыбался. Вообще слыл улыбчивым человеком, с нужным, без перебора, чувством юмора. Но все невзгоды последних лет, постоянные финансовые трудности после выхода на пенсию, кажется, сильно меня придавили, и я улыбаться разучился. Сам не мог уже вспомнить, когда демонстрировал свою улыбку обществу. Наверное, это зря, наверное, улыбаться следует чаще, решил я сам про себя. Подобное, говорят, притягивается подобным. После демонстрации улыбки и причины для нее сами собой появятся. С этими мыслями я благополучно уснул.
Проснулся, как обычно, рано, когда на улице было еще темно — осенний рассвет приходит всегда поздно, даже зимой с утра бывает светлее, это от снега, как я понимал. Осень уже конкретно обозначилась, тем не менее заморозков еще не было даже по ночам, и потому дом я пока не протапливал. И даже шланг с водопроводной водой еще не убрал, как обычно убираю на зиму на чердак бани, предварительно слив с него всю воду, опасаясь, что вода может порвать шланг. А вода в кольцах шланга собираться любит, и сливать ее бывает непросто. Желая избавиться от ненужного «украшения» машины, я решил воспользоваться тем, что время морозов еще не наступило. С утра пораньше зажег лампочку на крыльце, размотал и протащил шланг так, чтобы у меня была возможность обойти всю «Камаро» по кругу, приготовил автомойку и принялся прямо у дворовых ворот мыть машину, которая за короткое время моих поездок успела загрязниться, несмотря на то что дождей не было и из-под колес встречного и попутного транспорта вместо грязи летели только сухая пыль и камешки. Но сухая пыль с камешками может быть порой хуже грязи. Она, как наждачная бумага, царапает лакокрасочное покрытие автомобиля, и потому сухой тряпкой ее вытирать нельзя.
Мытье машины я закончил, когда уже рассвело. Рассвет в наших широтах пусть и не стремительный, как, скажем, в горах Кавказа, тем не менее надолго не затягивается. Я выключил лампочку на крыльце, хотя деньги пока еще были, я все же предпочитал экономить даже на электричестве, с мягкой тряпкой в руках обошел вокруг «Камаро», любуясь ее спортивными формами, убрал лишние подтеки воды, после чего, задумавшись о своей спортивной форме, взял из дома перчатки для рукопашного боя, которые отличаются от снарядных только тем, что имеют пальцы, как настоящие перчатки, пусть и прикрывающие те же пальцы только наполовину, чтобы не мешать делать захваты, и ушел за дом, где у меня стоял турник и висела боксерская груша. Как и полагается, сначала сделал интенсивную разогревающую зарядку, чтобы не потянуть неразогретые мышцы, после чего выполнил несколько силовых упражнений на турнике и три минуты с высокой степенью интенсивности избивал боксерский мешок, стараясь наносить не силовые удары, а только скоростные. Через три минуты традиционно уже начинают болеть костяшки пальцев, потому что спортивный эластичный бинт в домашних тренировках не использую, средства тейпирования — тем более, умышленно набиваю на костяшках жесткие мозоли, чтобы при случае мог нанести кулаком удар, как страус пяткой. Удар страуса тем, говорят, и хорош, что он бьет жесткой мозолью, сам при этом не испытывая боли, но причиняя ее тому, кого бьет.
Когда, завершив занятия, я относил перчатки домой, на крыльце встретил Тамару, только-только проснувшуюся. Обычно она встает раньше. Видимо, сказались крепкий чай майора Никифорова и нервные переживания последних дней. Все-таки пятьдесят семь лет — это не двадцать семь, когда нервы у Тамары были настолько железные, что ей завидовали многие боевые офицеры спецназа. Особо они завидовали ее хладнокровию и умению мыслить и действовать нестандартно. Но это у нее не приобретенное качество. Это в крови, как у многих чеченцев.
