— Я хотел тебе сообщить, что вчера дозвонился до Альтшулера. Потом встретились. Он вызвал машину и подъехал ко мне. Я дал ему прослушать запись. После выстрелов он сразу позвонил и послал на место оперативную бригаду. И прямо из моего кабинета отдавал распоряжения. Короче говоря, там такая ситуация… Три трупа… Два офицера ФСБ — подполковник, начальник отдела следственного управления ФСБ и майор из его отдела. И старик вахтер, кстати, ветеран войны, говорят, что Герой Советского Союза. Видимо, свидетель…
— Или попросил уголовников вернуть пропуска с отметкой об убытии.
— Вахтер перед смертью успел нажать тревожную кнопку, приехала бригада Росгвардии из вневедомственной охраны. Но было уже поздно. Сразу вызвали бригаду Следственного комитета. Перекрыли выход. Вызвали из дома коменданта здания. Со стола вахтера пропал журнал заказов пропусков. Убийцы не пожелали, видимо, оставлять свои данные. Но их данные все равно есть и у Альтшулера, и у меня. Альтшулер знал, с кем работают его люди. Его интересовало, откуда у меня запись, что ты мне передал. Я ответил просто: оперативное мероприятие. Кто сделал запись, не сказал, так что ты можешь к нему спокойно заявляться. Я, кстати, попробовал разведать, прощупать ситуацию относительно происшествия в «Белой лошади». Полковник от разговора ушел. Ну, у меня на этом все!
— Про группу ЦСН Альтшулер ничего не сказал?
— Нет.
— Вы его спрашивали? — настойчиво поинтересовался я.
— Конечно, нет. Я же не могу откровенно ему заявить, что все действия ФСБ контролируются нашей системой и мы в курсе прибытия группы ЦСН в нашу область. Хотя, думаю, не открыл бы этим сообщением Америку! Они же привыкли сами всех и все контролировать. А тут — наоборот. Полковнику было бы просто обидно. Он, по большому счету, понимает, что негласный контроль ведется, но гласности не желает. Я элементарно сказал ему, что в нашей ситуации неплохо было бы проконтролировать выход Жорика Балаклавского из «зоны». Именно там, и именно в тот момент возможно начало войны группировок. Прямо у ворот может что-то произойти, какая-то крупная заварушка. И такую войну следует пресекать в самом начале и самым категоричным образом. Альтшулер обещал подумать над этим вопросом… У него в распоряжении основательные силы. Думаю, с прибытием московской группы он решится и на самые резкие действия. Хотя по натуре он человек не резкий, больше вдумчивый аналитик. Еще вопросы есть?
— На парковке у того здания на проспекте Победы стоял микроавтобус со спецназом ФСБ. Они в чем-то принимали участие? — вернулся я к событиям минувшего вечера с желанием уточнить подробности.
— Ни в чем. Спецназовцы покинули свою машину только после того, как приехала бригада Росгвардии. Но они даже не знали, в какой кабинет пошли их старшие офицеры… Бездарная работа. В регионах ФСБ, на мой вкус, вообще отвратительно работает. Одно они знают: кто против действующей власти, тот враг. А все остальные сотрудники, кто местными врагами не занимается, вообще седьмая вода на киселе — для оперативной работы, попросту говоря, не приспособлены. Порой удивляться приходится их малой компетенции.
— Бездарная работа, — согласился я. — В целом бездарная. Настоящие враги государства могут быть и за власть, и даже в нее входить, быть составной частью.
— Вот и договорились. Тогда до связи. После визита к Альтшулеру мне позвонишь?
— Обязательно, товарищ полковник.
Он отключился, я тоже быстро убрал трубку, поскольку увидел, что старик Петрович вышел на крыльцо. Издали мне его лицо показалось каким-то мутным, страдающим. Подойдя ближе, я убедился, что не ошибся. Похоже было, что Петрович сильно страдал от извечной мужской болезни, тем не менее, услышав лай собаки, на крыльцо вышел. Собаку сразу загнал в дом. Я вообще-то уже говорил ему, что собак не боюсь, а ньюфаундленд — это такая собака, которая агрессию к постороннему человеку проявляет только в случае защиты себя или хозяина. Но люди, особенно это касается дачников, просто пугаются размеров собаки, и потому Петрович своего ньюфа привык при появлении людей загонять домой.
— Утро доброе, Петрович! — сказал я, пожимая его высушенную годами руку. — Как самочувствие?
— Спасибо, хреново. Стариком совсем стал. Вчера вот день рождения был, восемьдесят три стукнуло. Раньше, помню, что для меня было бутылку самогонки выпить? Только в разгон войти… А вчера с одной бутылки свалился…
— Может, самогонка была крепкая? — предположил я.
— Обычная. Сорок лет уж гоню. Всегда одинаковая. Сегодня еле встал, глаза ничего не видят, мотает всего из стороны в сторону.
Глаза у Петровича в самом деле были красными и воспаленными, и синие мешки под ними. Кто раньше Петровича видел, знает, что эти мешки ему вообще-то не присущи.
— Прошу вот у старухи, а она говорит: «Ты хоть раз за всю жизнь на утро себе что-нибудь оставлял?» Все, стало быть, выпил. И денег не дает, нет, говорит, ничего, только на хлеб оставила… А мне для здоровья хоть чекушечку бы принять. Не выручишь финансами, Вячеславыч?
— А я как раз тебе, можно сказать, и принес что нужно. Ты как-то говорил, что у тебя полон дом мешков с собачьей шерстью. Мне мешочек как раз нужен.
Я вытащил из кармана пятитысячную купюру и протянул старику. Он молниеносно ее схватил и радостно добавил:
— Подожди, сейчас вынесу. В дом уж не зову. Там собака…
— Я подожду…
Не прошло и минуты, как Петрович появился с большим пластиковым пакетом для сборки мусора. Пакет был плотно набит черной собачьей шерстью.
— Баушка моя спрашивает, куда тебе шерсть-то? Есть кому спрясть?
— В областном центре бабушка одна есть. Она сама и прядет, и вяжет…
— Себе что-то заказать хочешь?
— Нет. Просто она мне услугу оказала, и я хочу ей услугой ответить. Ладно, Петрович, мне ехать надо. Поспешу я…
Снова пожав старческую руку, я взял мешок и отправился в обратный путь, сам не представляя, что и у меня, возможно, если доживу до преклонных лет, будет к его возрасту такая же сухая рука. Хотя, наверное, тренированность не позволит дойти до такого состояния…
Глава первая
Дорога до областного центра стала для меня за последние дни уже привычной. А должна стать, если мы сегодня найдем общий язык с полковником Альтшулером, еще более привычной, потому что придется ездить шесть дней в неделю. Я уже практически изучил эту дорогу и загодя притормаживал перед участками с выбоинами или колдобинами, перед крутыми поворотами и перед местами, где должен стоять знак, ограничивающий скорость. Этот день был явно не моим, потому что меня четырежды останавливали передвижные посты ДПС, проверяли документы и рассматривали машину. Вопросы сводились не к моей личности. Инспекторы не спрашивали, что я пил вчера и пил ли вообще, но спрашивали про машину и обязательно интересовались стоимостью, будто собирались приобрести себе такую же. Но для этого им пришлось бы собирать штрафы наличными с каждой проезжающей дорогой машины в течение нескольких лет. И при этом не делиться ни со своим начальством, ни с государством.
