— Доктор… — хотел я задать вопрос.
— Я не доктор, я — просто врач. Дежурил сегодня по отделению, меня и отправили вместе с коллегой. Что вы хотели спросить?
— О ее состоянии. О перспективах лечения…
— Состояние не самое лучшее. Я бы сказал, среднее. Но опасности для жизни я лично не вижу. Лечение печени будет длительным. Но это вам все объяснят после операции. Пока попрошу вас собрать все необходимое для больной. Ночную сорочку — лучше две, чтобы смена была. Теплый халат. Гигиенические принадлежности. И документы: удостоверение личности, пенсионное свидетельство, если она на пенсии, хотя ей, кажется, по возрасту рано…
— Она военный пенсионер. Капитан запаса.
— Ничего себе! А в каких войсках служила?
— Капитан спецназа военной разведки… — с гордостью произнес я. Врач только покачал головой, с такими пациентами он, скорее всего, еще не встречался.
— Тогда я понимаю, откуда за нами такой контроль, откуда вертолет взялся. Она явно не простой человек, если даже заместитель областного управления ФСБ звонил главврачу на дом и просил лично присмотреть…
— Полковник Альтшулер? — спросил я с удивлением. Честно говоря, не ожидал от полковника такой заботливости!
— Да, кажется, так его назвали. Еще обязательно к документам полис медицинского страхования приложите. Его все почему-то забывают взять, хотя это важный документ, который гарантирует оплату нашего труда и нашего беспокойства.
— Сейчас все соберу…
— А это… — показал врач на раненых бандитов и на лужу крови под ними.
— А это те, что стреляли в нее, — объяснил ментовский майор.
Врач склонился над ранеными, ощупал ноги тому и другому.
— Дальний от меня — не жилец, он уже почти вырубился. У него на ноге артерия пробита, потому кровь так и хлещет. Второму грозит ампутация левой ноги. Колено, как я вижу, уже не восстановить. Их тоже нам забирать? Тогда надо звонить, чтобы еще одну машину для встречи вызвали. Первому машина не потребуется. Он и так уже слишком долго тянет. Порядочные люди с таким ранением больше десяти минут не вытягивают, — хладнокровно произнес врач тоном, каким судьи в современных нам судах читают приговоры.
Честно говоря, я, человек, который должен больше других ненавидеть этих бандитов, был шокирован такими равнодушными словами. Этот врач давно уже, похоже, забыл, что когда-то давал клятву Гиппократа
[21]. Но что с поражением бедренной артерии люди не живут больше десяти минут, я не мог не согласиться. Столько примерно протянул мой предшественник на должности командира разведроты, когда ему пробило осколком «ВОГ-25П»
[22] бедренную артерию, и я, получив капитанские погоны, из командира взвода в той же роте был переведен на должность командира разведроты.
— Никак нет, — заговорил капитан дорожной полиции. — Этих заберет местная «Скорая помощь». Я машину уже вызвал. Кажется, где-то сирена звучит. Наверное, уже едут…
Высказывать врачу претензии я смысла не видел. Он человек вполне созревший, привыкший легко относиться к чужой боли, как и любые врачи. В самом деле, если бы врачи могли чувствовать чужую боль и соболезновать всякому больному, они не жили бы больше тридцати лет, просто сердце не выдержало бы.
— Ну и хорошо. Нам возни меньше, — все так же равнодушно, как о чем-то постороннем, его мало задевающем, сказал врач и ушел в дом.
Помня, что мне требуется собрать вещи для Тамары, я двинулся следом. Тамара лежала уже не на полу, а на носилках. Рядом с носилками установили стойку как для капельницы, а сверху укрепили полупрозрачный пакет с густой кровью. Полупрозрачный же тонкий шланг вел вниз к игле, которую воткнули ей в вену в районе внутреннего сгиба локтевого сустава. Как я понял, доливали кровь, компенсируя потерю после ранения. Сама Тамара была в сознании и взглядом сопровождала каждый мой шаг. Боли на ее лице больше не отражалось. Видимо, в дополнение к промедолу ей вкололи еще что-то обезболивающее. Но я мешать стоящим над женой медсестре и более молодому врачу не стал и сразу прошел в комнату. Нашел армейский рюкзак Тамары и начал собирать в него все, что сказал старший врач. С документами дело получилось сложнее. Никак не мог найти ее паспорт и медицинскую страховку. Пришлось вернуться на кухню и спросить у жены. Она только глазами показала на свой нагрудный карман. Паспорт был там, медицинская страховка тоже была сложена вчетверо и подсунута под обложку, вместе с документами на наградной пистолет.
— А оружие где? — задал я важный вопрос.
Потеря наградного оружия — это нонсенс.
Сил сказать что-то у Тамары не было, поэтому она глазами показала на входную дверь. Видимо, даже серьезно раненная, обессиленная, она продолжала контролировать обстановку и знала, что бандиты лежат на крыльце. По себе знаю, что после тяжелого ранения бывает так хреново, что становится не до контроля, если только не давит груз ответственности, предположим, за роту. И я не мог не восхититься Тамарой. Она чувствовала ответственность за меня, как я когда-то за солдат своей роты. С этим настроением я вышел на крыльцо. Майор Никифоров уже перешел с ментами на «ты» и читал нравоучения ментовскому майору. Они продолжали какой-то ранее начатый разговор:
— Вот тебе, коллега, сколько лет?
— Тридцать девять.
— А уже животик себе отпустил.
— А я разве виноват, что все время голодный хожу? Физиология у меня такая… — оправдывался мент. — Организм постоянно жрачку просит…
— Ты посмотри вот на меня или на подполковника Кукушкина. Мы даже при своем возрасте не знаем, что такое животик. А все почему? Потому что знаем физиологию человека лучше, чем ты. И помним, что человеческий желудок, в зависимости от внешней фактуры индивида, точно такого же размера, как сжатый кулак человека. Это известное тождество. Так природой устроено. И больше пищи за один раз он принять не может. Все остальное, не переваренное, уходит в «требуху», в кишки то есть. И от того, что пища не переваривается, от нее не польза, а только вред здоровью. На этом, кстати, основана французская диета, согласно которой есть человеку необходимо много раз в день, но небольшими порциями, чтобы пища успевала перевариться. А ощущение голода, про которое ты говоришь, — это только распущенность человека, его нежелание быть здоровым. Вот ты размечтался о том, чтобы перекусить… А ты перебори себя. Один раз перебори, второй, потом, если потребуется, и третий. А после уже не потребуется…
