— Прочь! — крикнула она. — Все прочь!
Повисло молчание, нарушаемое плачем ребенка. Лоредан выбежал из трактира на шум. Аурика облегченно вздохнула при его виде. Она продемонстрировала мужу испорченное платье, но вместо того, чтобы посочувствовать ей, он направился к оборванцу.
Мальчик сидел на земле, прижимая к груди окровавленные ладошки. Лоредан опустился перед ним на колено, взял его руки в свои и осмотрел раны. Покачав головой, он достал платок, разорвал его надвое и перевязал ладони ребенка. Прежде чем сесть в дормез, где его ждала супруга, он дал попрошайке несколько монет, что, по мнению Аурики, было совершенно неприемлемо.
— Ты не заступился за меня, — обвинила она мужа, едва он устроился рядом с ней в дормезе.
— Мне не показалось, что ты нуждалась в защите, — ответил Лоредан. Его голос звучал глухо, как если бы он говорил через силу. — Что плохого тебе сделал ребенок?
— А мое платье? — она расправила юбку, показывая нанесенный ущерб. — Оно не подлежит восстановлению. Между прочим, это илларский отис — самая дорогая ткань в мире. Я уже молчу о вышивке.
— Платье можно отстирать, — Лоредан бегло взглянул на черные пятна и отвернулся к окну. — Это просто сажа.
— Отстирать?
От возмущения у Аурики перехватило дыхание. Она не находила слов. Кто этот гелиос рядом с ней? Где ее любящий и заботливый супруг? Не может быть, чтобы Лоредан остался глух к ее страданиям.
— Аурика, — он посмотрел ей в глаза твердо и даже сурово. Она не привыкла к подобному взгляду. Он мог так смотреть на подчиненных, но на нее всегда глядел с нежностью. — Это лишь платье. Если оно, по-твоему, испорчено, я куплю тебе новое. Но впредь, будь добра, веди себя сдержано. У мальчика не было злого умысла. Он проголодался и надеялся найти у тебя помощи. А ты, не пожелав оказать ее, оттолкнула ребенка.
На глазах Аурики выступили слезы. Она смахнула их дрожащей рукой. Впервые Лоредан был строг с ней. Эту его сторону она прежде не знала. На секунду она усомнилась в правильности решения отправиться с ним в чужие края.
— Мое солнце, — Лоредан привлек ее к себе, — тебе многому предстоит научиться. Я прошу одного: не будь слишком требовательной к людям. Дай им шанс. Дай шанс мне доказать, что наша новая жизнь может быть не хуже прежней.
Руки Лоредана обвили ее талию, и она забыла о сожалениях. Как она могла усомниться в его любви? Его симпатии к низшим ни что иное, как жалость сильного к слабому. В конце концов, доброта Лоредана одна из причин, по которой она его полюбила.
Аурика великодушно простила мужу грубость, списав ее на расшатанные нервы.
* * *
Они миновали соседний с Калидумом город, не заезжая в него. Дормез катил мимо городских стен, когда Аурика услышала странный звук. Кто-то постукивал по крыше экипажа. Тук, тук-тук, тук, тук-тук-тук-тук.
Она выглянула в окно и обомлела. С неба лилась вода.
В Гелиополе были горные озера. Аурика часто любовалась их гладью. Иногда даже купалась. Но в целом была равнодушна к воде, как и все гелиосы. В их жизненных циклах она не играла особой роли.
Через распахнутые городские ворота, Аурика видела низших. Они смеялись, подставляя лица и ладони под капли. Совсем как гелиосы под солнечные лучи. И в этом сходстве ей мерещилось святотатство.
— Что это? — спросила она.
— Дождь. Вода падает с неба. Она орошает посевы, и на них растет зерно.
— Дождь, — повторила она незнакомое слово. — Это слезы Небесного отца? Отчего он плачет и почему его горю радуются низшие?
— Это первый дождь после нескольких лет засухи, — сказал Лоредан. — Не думаю, что Небесный отец опечален. Слезы, как и тепло, что он посылает на землю, его благодать. Дар всем живущим.
Она поверила мужу, но наотрез отказалась выходить из дормеза, пока дождь не закончится.
Остаток пути прошел без приключений. Аурика привыкала к смене дня и ночи. И хотя она жестоко страдала, стоило солнцу скрыться за горизонтом, страха больше не испытывала. Солнце всегда возвращалось. Надо только подождать.
Они въехали в столицу на рассвете — город только-только просыпался. Аурике понравилась архитектура Эльфантины. Хоть той и было далеко до вырубленного в горах цвета песчаника Гелиополя. Дома элефантийской знати с резными ставнями и статуями были грубы по сравнению с дворцами Гелиополя, но в них присутствовал свой шарм.
Но особенно Аурике понравилось название столицы низших — Эльфантина. Слово было из языка ее народа и в переводе на всеобщий означало «город фонтанов». Название не давало низшим забывать, кому они обязаны своим процветанием. Когда-то именно гелиосы заложили город на пересечение торговых путей.
Люди здесь одевались богаче, чем в других городах. И пахло от них лучше. Впервые с момента отъезда в сердце Аурики зародилась надежда, что она свыкнется с новым домом. И если не полюбит его, то, по крайней мере, не возненавидит.
Лоредан заранее позаботился о жилье. Они поселились в двухэтажном особняке, правая сторона которого выходила на одну из главных площадей, а левая — на бескрайний океан. Никогда еще Аурика не видела столько воды. Водная стихия пугала ее, и она предпочла комнату с видом на площадь.
На следующий же день после приезда Лоредан ушел по делам, и она осталась одна. Не было подруги, которая бы скрасила ее одиночество. Такой одинокой Аурика никогда себя не чувствовала.
Лоредан окружил ее роскошью. Она ни в чем не нуждалась. Лучшие портнихи и дорогие ткани были к ее услугам. Изысканные ковры, роскошная мебель, украшения из золота и драгоценных камней, покорные слуги. Все, что пожелает сердце, бросил Лоредан к ногам Аурики. Отчего же она была так несчастна?
Глава 7. Центр мира
В тот момент, когда дормез с солнечными пересек главные ворота столицы, в скромные северные ворота на лошадях въехали двое путников. Благодаря потрепанной одежде и осунувшимся от голода лицам они легко смешались с толпой простолюдинов.
— Дальше нам не по пути, — Элай натянул поводья, сворачивая в переулок.
Джеймс попрощаться не успел, как тот исчез из виду. Он был не самым приятным в общении типом, к тому же его компания сулила неприятности, но оказаться одному в столице было еще хуже.
Предоставленный самому себе Джеймс слонялся по городу без дела, привыкая к шуму, толкотне и пестрым краскам. Все здесь было чуждым. Джеймс впервые увидел фонтан — глубокая бетонная чаша, статуя девушки с кувшином, из которого в чашу лилась вода. Казалось, девушка вот-вот поднимет голову и подмигнет ему, так искусно она была сделана.
Люди носили изящные наряды, не то что в его родной деревне, где превыше всего ценилась теплота одежды, а уже после красота. От горожан приятно пахло. Особенно от женщин. Они источали аромат, словно клумбы близ фонтанов.
Деревья и те отличались — с широкими, мягкими листьями, пахнущими свежестью, если помять их в пальцах. В северном лесу росли только сосны-гиганты с корнями, уходящими глубоко под землю, и листьями-иголками, колючими, как жизнь на севере.
