Лоредан сел в кресло и пригласил гостя занять место напротив него. На этот раз Элай не церемонился, не без удовольствия представив, каким будет лицо Аурики завтра поутру, когда она обнаружит расшитые подушки, покрытые слоем пыли с одежды гостя.
— Я бежал из Гелиополя из-за покушения. Но теперь понимаю, что куда не отправлюсь, меня везде отыщут. Мне остается только обороняться, ведь я не знаю имен своих убийц.
— Вы предлагаете мне работу телохранителя? — уточнил Элай.
Наметанный глаз вора с первой минуты в доме отметил, как богато он обставлен. Вельможа владеет не малым состоянием.
— Верно. Охрана понадобится не только мне, — Лоредан оглянулся на дверь, в которую вышла его супруга, и понизил голос до шепота. — Если со мной что-то случится, ее не пощадят.
Кто в здравом уме поднимет руку на Аурику? Один ее высокомерный взор выводил Элая из себя, так что его трясло от злости, но он и помыслить не мог причинить ей вред. И тем более не допустит, чтобы кто-то другой обидел ее.
— Я согласен, — выпалил он еще до того, как всерьез задумался над предложением.
— Замечательно, друг мой, — Лоредан улыбнулся. — Я позабочусь, чтобы у тебя было все необходимое. Тебе выдадут чистую одежду и отведут комнату в доме. Я убежден, мы поладим. Я всегда ценил честных, небезразличных к чужому горю людей.
* * *
Еще до того, как забрезжил рассвет, Элай покинул дом своего нового хозяина. Ему необходимо было заглянуть в кабак, забрать вещи. Он почти не удивился, встретив там Морта. Последний поджидал его и, судя по мрачному выражению лица, знал, что дело провалено.
— Присаживайся, — Морт пригласил его за стол.
Элай нехотя уселся, не забыв проверить, легко ли вынимается кинжал из ножен.
— Что ты творишь? Твои люди убиты, а ты прохлаждаешься в доме у того, кого должен был отправить в шатер Вела. Как ты это объяснишь?
— Он искусный воин, — солгал Элай. — Мы проиграли. Только и всего. Когда я понял, что дело дрянь, сделал вид, будто спасаю его. Он принял меня за прохожего и пригласил к себе в знак благодарности. Он разделил со мной ужин и предложил работать на него.
— И что ты ответил? — поинтересовался Морт.
— Я согласился, — предвидя возражения, Элай жестом попросил собеседника помолчать. — Повторяю, я согласился, и это нам на руку. Теперь я вхож в его дом. Он доверяет мне. Я услышу то, что услышит он. Буду ходить туда, куда ходит он. Мне откроются его замыслы. А главное, я в любой момент смогу перерезать ему глотку.
— Об этом ты думал, спасая его жизнь?
— Говорю же, у меня не было выбора. Он бы все равно не умер в том переулке.
— Раз он тебе доверяет, возвращайся к нему и убей его. Немедленно.
Элай предчувствовал такой поворот. Он усмехнулся:
— Это твои слова или слова твоего нанимателя? Я хочу быть уверен, что ты не совершаешь ошибку. Вдруг шпионом при солнечном я буду полезнее, чем убийцей.
— Пожелай мой наниматель шпионить за солнечным, он бы платил за шпионаж, а не за убийство.
— Кто знает, — возразил Элай, — может, у него не было такого шанса. Решать, конечно, тебе, но я бы прежде чем что-то предпринять посоветовался с тем, кто платит.
Морт засомневался. Элай понял это по бегающему сильнее обычного взгляду. Он будто выискивал ответ среди сборища пьяниц и, не найдя его, был вынужден согласиться.
— В твоих словах есть резон. Я поговорю с нанимателем, посмотрим, что он скажет.
— Раз уж ты будешь с ним говорить, напомни, чтобы убрали листовки с моим изображением. Я не могу служить Лоредану, пока меня разыскивают. Это помешает плану.
— Нет у нас пока плана, — огрызнулся Морт. — Тот, что был, ты провалил.
— Как ты там говорил: кто старое помянет и все такое, — подмигнул Элай собеседнику.
Следующим вечером они снова встретились с Мортом, и тот сказал, что листовки снимут, но взамен Элай обязан докладывать обо всем, что происходит в доме солнечного. Ему приказали завоевать доверие Лоредана. Убийство до поры до времени откладывалось.
Элай наслаждался жизнью в особняке. Он и раньше не голодал, но сейчас в его жизни помимо еды и выпивки появились чистая одежда и накрахмаленные простыни. К последним он долго приноравливался. С непривычки постель казалась жесткой и холодной.
Отношения с Лореданом крепли изо дня в день. Поначалу Элай напрягался, завоевывая доверие, как ему было велено. Но скоро понял: в этом нет нужды. Странный солнечный с его непостижимой верой в людскую доброту безоговорочно полагался на него с той минуты, как увидел. Элай только диву давался, как с подобными взглядами, он до сих пор жив. Сложнее у ребенка конфету отобрать, чем обмануть Лоредана.
Солнечный почти не бывал дома. Дела, большинство из которых были связаны с Гелиополем, занимали все его время. Бывало, они целый день напролет проводили на ногах, уставая под вечер так, что пропадал аппетит. Но даже в самые напряженные дни Лоредан находил силы на общение с женой. Вечером они устраивали посиделки на веранде, купающейся в последних лучах заходящего солнца. Элай был там частым гостем. Для него на веранде даже поставили стул — Лоредан любил беседовать со своим новым другом.
Элай ценил эти драгоценные минуты. Для него это была единственная возможность видеть Аурику. Он не смел заговаривать с ней. Подойти к ней ближе, чем на несколько метров, было кощунством с его стороны. Все равно что приблизиться к божеству. Кто он такой, чтобы отважиться на подобное? Но когда она присутствовала в одной с ним комнате, окружающие предметы теряли четкость, а воздуха, которого до ее появления было в избытке, становилось катастрофически мало.
Он вел себя, как ни в чем не бывало. Чего это ему стоило! Кивать и отвечать, когда к тебе обращаются, в то время как толком не понимаешь слов собеседника — вот настоящее искусство притворства. Глядя на Лоредана, он боковым зрением неизменно следил за Аурикой. То она вздохнула чуть глубже, грудная клетка приподнялась, и ткань натянулась, облегая грудь. Или изящно взмахнула рукой, отгоняя надоедливую мошкару. Любое ее движение отзывалось в нем лавиной чувств, толчком сравнимым с потерей равновесия. В жизни Элая доставало женщин. Хотя он не помнил их имен, в его памяти остались их падкие на ласки тела. Но страсти прошлого блекли по сравнению с пожирающим его ныне пламенем.
Распорядок дня в особняке был полностью посвящен небесному светилу. Аурика просыпалась с восходом и требовала от других того же. Она расцветала, стоило солнцу показаться из-за горизонта. А вечером, едва оно скрывалось, впадала в меланхолию. Казалось, ничто не способно ее развеселить. С обреченным видом она каждый раз следила за тем, как солнце уходит за горизонт, как если бы не чаяла увидеть его вновь, а поутру искренне радовалась его появлению.
Прежде Элай предпочитал ночь — наилучшее время для воров и убийц. Темнота их первая союзница, помощница в грязных делах. Но теперь он возненавидел ночи. Когда на столицу опускались сумерки, а стража вокруг особняка была выставлена, Лоредан уходил в общую с Аурикой спальню.
