– Прошлая подозреваемая на днях отплыла на материк, – сказал жандарм. – Может, у вас есть новая?
Дарк едва не попался на удочку, на которую часом ранее словил Марику. Он уже открыл рот, ответить, но вовремя спохватился и прикусил язык. Речь идет о смерти принца. Если жандармы арестуют Марику, ему ее не видать. Никто не позволит вывести с островов убийцу сына императора. С надеждой найти место, где растят дишканди, можно будет расстаться навсегда.
– Нет, – он покачал головой. – Пока никого на примете.
Жандарм смотрел с недоверием. От него не укрылась заминка.
– Если вы утаиваете важную информацию, я вас арестую, – предупредил он. – Гибель второго по старшинству наследника не должна остаться безнаказанной.
– Я бы с радостью помог вам, но вместе с телом вы уничтожили улики. А теперь хотите от меня чуда? Чтобы я вот так запросто указал вам убийцу. Да откуда мне его взять? Я гоняюсь за дишканди не первый год. Будь у меня догадки о том, кто она, я бы не тянул с арестом.
Дарк говорил эмоционально. Жандарм должен поверить в его искренность, иначе ему отсюда не выйти. Хорошо, он не взял Марику под стражу. Ее бы тут же у него забрали.
– Ладно, – жандарм хлопнул ладонью по столу, – я сделаю вид, что принял ваши слова за истину. Но вам запрещается покидать острова без разрешения, подписанного моей рукой. А я пока не намерен вас отпускать.
– Я под арестом? – ситуация позабавила Дарка. Он сотни раз брал преступников под стражу, но никогда сам не бывал в схожем положении.
– Пока нет, но будете, если я узнаю, что вы солгали. И не пытайтесь бежать. Все корабли в порту и патрули предупредят, что вас нельзя выпускать.
Дарк кивнул. Дело неожиданно осложнилось, но он и не такие проблемы решал. Из стен жандармерии он вышел свободно, но, идя по улицам города, ощущал взгляд, направленный в спину. Тот буквально сверлил его между лопаток. Значит, приставили соглядатая. Что ж, пусть смотрит. Только вряд ли он увидит что-то интересное.
Визит к Марике Дарк отложил. Сперва надо продумать тактику поведения с ней. Теперь он не мог просто арестовать девушку и увезти на материк. Путь туда временно заказан. Выдать ее местным нельзя. Дишканди нужна ему самому. Он не планировал делиться ее знаниями. Но и позволить ей уйти не мог. Вот если бы она сама захотела с ним сотрудничать…
Дарк обдумывал этот вариант и так, и эдак. Что заставит девушку отречься от прошлого и сдать своих чужаку? Разве что любовь. Ради нее женщины способны на безумства. Если влюбить в себя Марику, она добровольно расскажет о дишканди и покажет их логово.
Идея понравилась Дарку, и он принялся насвистывать мотивчик фривольной песенки. Марика не устоит перед его обаянием. Она уже ему поддалась, Дарк понял это по ее поведению ночью, когда она из скромницы превратилась в распутницу.
Он усилит напор. Будет милым и очаровательным. А едва девушка падет к его ногам, использует власть над ней по полной.
Глава 25
Тантала подала отцу желтую мантию, расшитую изображениями в виде кругов с лучами. Они символизировали солнце, а оно в свою очередь Великую Богиню.
– Позаботься о том, чтобы ее осудили, – сказала она.
– Для этого нужны неоспоримые доказательства.
– Они есть. Верда видела поцелуй, – Тантала загнула палец. – Несколько жандармов подтвердят, что невольник не раз касался воплощения Богини, и далеко не всегда причиной тому была забота о безопасности. Плюс следы порошка на губах невольника. Какие еще доказательства требуются?
– Этих достаточно. Лишь бы…
– Что? – Тантала поправила мантию на плечах отца. – Боишься, император воспользуется правом помилования?
– Она его дочь. Я бы на его месте воспользовался, – жрец с нежностью посмотрел на дочь.
– Император не ты. Я у тебя единственная, а у повелителя Эльмидала одна из десятка, если не из сотни. Одной больше, одной меньше.
– Она старшая. Любимая. Когда-то он настоял, чтобы ее выбрали воплощением Богини.
– Это была прихоть. Игра, которая давно ему наскучила.
– Надеюсь, ты и в этот раз права. Если будет на то воля Богини, вскоре ты станешь ее воплощением, – жрец поцеловал дочь в лоб.
Пока он по мраморному полу перехода спешил в храм Великой Богини, возглавить совет судей, Рейна вели туда из жандармерии мрачными коридорами. В храме он искал в толпе Эль. Наконец, увидел ее сидящей перед пятью креслами. Ему самому приказали встать неподалеку, и он обрадовался, что будет с ней рядом.
Эльмидала выглядела бледной, но решительной. Она умело скрывала страх. Рейн восхитился ее смелостью. Он сам провел бессонную ночь, гадая, что их ждет. В соседней камере коротал дни до нового назначения раб-илларец, и Рейн завязал знакомство в надежде, что тот расскажет о наказаниях принятых на островах.
Но раб ничего толком не сказал. Разве что поведал, откуда пошел запрет на прикосновение к Богине.
– Истинная Великая Богиня, – говорил он, – не терпела, когда ее трогали. Об этом написано в «Книге памяти». Отсюда и запрет.
Что за «Книга памяти» Рейн не знал, зато слышал, что солнечные не приветствуют чужих прикосновений. Для них это нечто интимное, то, что позволено только близкому. Люди же довели эту особенность гелиосов до абсурда, не разобравшись в ее истоках. И Рейну с Эльмидалой предстояло расплатиться жизнями за их скудоумие.
Храм заполняли зеваки. Прохожих с улицы не пускали, но и среди приближенных к императорскому двору хватало желающих поглазеть на суд над самой Богиней. Вскоре появились судьи. Их возглавлял верховный. Добился-таки своего, гад. Рейн стиснул кулаки. Ух, с каким удовольствием он бы врезал по его наглой роже!
Дочурка жреца тоже была здесь. Стояла в первом ряду зрителей, и выражение лица у нее было такое – предвкушающее, словно она пришла на выступление странствующих скоморохов. Как она обвела его вокруг пальца? Ему слишком хотелось поверить в ее слова, вот и попался. Теперь-то он видел, что она из себя представляет, а главное на чье место метит.
Едва верховный жрец сел в центральное кресло, как в зале установилась тишина. Но продержалась недолго. Среди зрителей началось волнение, и вскоре они расступились, пропуская императора. Его появление в храме вызвало панику. Жрецы заметались в поисках кресла для повелителя, а жандармы выстраивали оцепление. Клеон Багряный не пожелал сесть на возвышение рядом с судьями, подчеркивая, что он здесь в качестве зрителя, а не вершителя судеб. В итоге он устроился поодаль лицом к толпе.
В его присутствии без того напряженная обстановка накалилась до предела. Нервничали даже судьи, хотя они были здесь главными.
Император взмахнул рукой – начинайте, я готов. Верховный жрец Квист откашлялся и произнес:
– Мы собрались в храме Великой Богини перед ее золотым ликом, чтобы предать суду эту женщину и этого мужчину за нарушение запрета. Поддавшись низменным инстинктам, они осквернили тело Богини.
