− Я полагала, мы одна семья, − прошептала Вика, − а мы всего лишь горстка неудачников, готовых в любую минуту придать один другого.
− Что поделать, − Виталик развел руками. − Так нас воспитал Дом.
− О да, − Вика недобро усмехнулась. − У нас был великолепный учитель. Я на всю жизнь запомнила его уроки. Идем отсюда, − она обратилась к Роме, − нам здесь нечего делать.
Оставив Виталика на скамье, они направились к автобусной остановке.
− Что теперь? − прервал Рома тягостное молчание. − Мы позволим ему уйти?
− Что еще мы можем? Я не в состоянии заставить Виталика беспокоиться об Алексе или Еве. Не в моих силах принудить его любить их. Мы этого не умеем. Любовь в Доме Красного Дракона под запретом. Там есть место лишь для личной выгоды и выживанию за счет других.
− У вас было тяжелое детство, но это не повод бросать друзей в беде.
− В том-то и дело, − вздохнула Вика, − мы с Виталиком не друзья.
Дальше они шли молча. Вика погрузилась в невеселые думы, а Рома удивлялся, как воспитываясь в подобных условиях, она сохранила душевную теплоту. Ведь как бы Вика не сопротивлялась, всячески демонстрируя независимый характер и наплевательское отношение к нуждам других, Рома-то видел, что ей небезразлична судьба всадников.
На автобусной остановке они застряли. Непонятно было, куда ехать и что теперь делать. Как бороться с Самаэлем, получившим сердце Дракона? Вдвоем против такого противника они бессильны. Это понимала даже неугомонная Война.
− Нам необходимы союзники, − сказала она.
− И что это даст? − Рома был настроен пессимистически. − Самаэль непобедим. Он сотрет нас в порошок.
− Предлагаешь бросить Еву с Алексом и жить себе дальше, как это делает Виталик? − сощурилась Вика.
Как она и предполагала, Рома кинулся возражать:
− Да ни за что на свете! Я скорее сам погибну, чем брошу друга в беде.
− А вот я пока умирать не намерена, но и бросать своих тоже. Тем более наша задача упростилась: нам предстоит спасти двоих, а не троих, как мы думали. Макс, по всей видимости, в нашей помощи не нуждается.
Рому передернул плечами при упоминании Максима. Предательство парня выводило его из себя. С другой стороны он сам предал братство, которое вырастило и воспитало его. Какое право он имеет судить других? Вот он закон бумеранга в действии: сначала предал Рома, теперь он оказался в числе преданных.
− Предложим амфидиплоидам сотрудничество, − тем временем, рассуждала вслух Вика. − Я уверена, Самаэль прячется на том самом заброшенном складе, где компьютер Димы зафиксировал небывалый всплеск энергии.
− Что это, по-твоему, было? Ева открыла книгу Судного дня?
− Нет, − Вика покачала головой, − Виталик сказал, она сделала это в гостинице. Боюсь, на складе случилось кое-что похуже.
− Не томи.
Вика набрала полную грудь воздуха и, словно опасаясь собственных слов, произнесла скороговоркой:
− Самаэль завладел сердцем.
− Я не силен в этих ваших адских штучках. Разве это возможно? Сердце ведь принадлежит Дракону.
− И что с того? Обладать им может любой из курфюрстов. У них достаточно для этого сил. А тот, в чьей груди бьется сердце Красного Дракона, автоматически становится правителем Ада. Сердце что-то вроде адской короны.
− Ого, − Рома присвистнул, − выходит, Самаэль теперь главный.
− Любопытно, как поступит Дракон. Впрочем, я не спущусь в ад, чтобы это выяснить. Там, наверное, царит анархия. Пусть перегрызут друг другу глотки, нам же лучше.
Подъехал автобус под номером семь, едущий к общежитию амфидиплоидов, и Вика с Ромой, не сговариваясь, сели в него. Других возможных союзников у них не было, выбирать не приходилось.
Павел внимательно их выслушал, но ничего не обещал. По плану Вики амфидиплоиды должны были напасть на склад и освободить заложников – Еву и Алекса. На словах все выглядело просто, но на деле могло быть иначе. Самаэль щелчком пальцев способен уничтожить всю команду амфидиплоидов, а ведь были еще демоны – его прислужники.
− Вы предлагаете нам сражаться за вас, − заключил Павел, − но вы не привели ни одного разумного довода, почему мы должны это делать.
− Когда демоны поднимутся на Землю, вам тоже придется несладко, − ответил Рома. − Не хотите сражаться за наших друзей, сразитесь за свое будущее.
− Каким образом освобождение всадников поможет остановить Судный день?
− Без жертвоприношения всадников демонам на Землю не подняться. Наша кровь распечатает врата Ада, − пояснила Вика.
Павел расхаживал по кухне, заложив руки за спину. Как он пояснил, на ходу ему лучше думалось. Вика и Рома следили за его метаниями с кухонного уголка, в то время как остальные амфидиплоиды толклись в коридоре, слушая разговор оттуда.
− Спасем всадников – спасем мир, − усмехнулся Павел. − Почему мне кажется, что меня пытаются надуть? Или это не вы открыли книгу Судного дня? Теперь демон заполучил сердце, и вы же сами утверждаете, что его не победить, а потом предлагаете вступить с ним в схватку.
− Да не с ним, − Вика начала терять терпение, − а с его прихвостнями. Они мелкие сошки. Твои ребята с ними вмиг разделаются.
− И что мне ответить? − Павел повернулся к амфидиплоидам. Похоже, у них в ходу была демократия.
Ребята заговорили разом, перебивая один другого. Судя по обрывочным фразам, они разделились на два лагеря. Одни горели желанием надрать демонам задницу, устав сидеть взаперти. Другие предпочитали не связываться в схватку с превосходящим по числу и силам противником. Павел предложил голосовать, но Рома предчувствуя, что голосование может обернуться для них провалом, взял слово.
− Послушайте, − обратился он к амфидиплоидам. − Я знаю, вы боитесь, мне самому страшно, но речь идет не только о наших жизнях, речь о будущем. Вы сейчас решаете, каким оно будет: отдадите вы Землю демонам и будете до скончания веков прятаться по подвалам или обретете, наконец, свободу. Подумайте хорошенько, прежде чем сделать выбор.
− Браво, − шепнула Вика Роме, когда он снова сел рядом с ней. − Не знаю, как у амфидиплоидов, а у меня мурашки побежали. Тебе бы родиться полководцем и вдохновлять солдат на битву. Я бы за тобой пошла.
Похвала из уст Войны дорогого стоила. Никто лучше нее не смыслил в битвах и подготовках к ним. Рому точно окатило теплой волной. Будучи парнем, а не стеснительной барышней, он не покраснел, хотя был близок к этому.
