В результате, потеряв, по подсчету командующего армией, около 45 000 человек, мы должны были прекратить наступление и, продвинувшись вперед только на несколько верст, заняли позиции менее выгодные, чем занимали раньше. Японцы же, вызванные нами к переходу в наступление, создали еще новый ряд укрепленных позиций на пути к Ляояну, чем затруднили наши будущие действия.
Причинами постигшей нас неудачи надо считать:
1. Недостаточную разведку сил и расположения противника. Начав наступление 22 сентября, мы до 27-го ничего не знали, что делает противник, и его переход в наступление был для нас совершенной неожиданностью. В то же время против нашего Восточного отряда оказались силы значительно большие, чем то предполагалось ранее.
2. Чрезвычайную нерешительность и медленность наших действий, что дало возможность японцам сосредоточиться против нашего центра, выдвинув против нашего левого фланга сильный заслон, остановивший его наступление.
3. Оставление без всякой надобности 14 наших сил в тылу и на флангах. Впоследствии 6-й Сибирский корпус был притянут в боевую линию, но войска, охранявшие правый фланг, никакого участия в деле не принимали. Весь 5-й Сибирский корпус был израсходован непроизводительно.
4. Преждевременное израсходование общего резерва, отчасти вызванное обстоятельствами, отчасти происшедшее вследствие неверного распределения наших сил в самом начале (слабость центра и большой промежуток между Восточным и Западным отрядом).
5. Отсутствие сосредоточения с нашей стороны; расположение войск к вечеру 27 сентября в одну линию длиной 40 верст, за которой в трех разных местах стояли три корпуса.
6. Отсутствие управления и руководства боем, вследствие чего корпуса действовали каждый самостоятельно, без связи с другими, поэтому подвергались поражению по частям.
7. Бездеятельность нашей конницы (143 эскадрона), как до боя, так и в бою, что доказывается незначительностью понесенных ею потерь (всего 200 человек).
8. Уменье японцев чрезвычайно искусно пользоваться выгодами горной местности, которые мы игнорировали.
9. Отсутствие с нашей стороны маневрирования и фронтальные атаки.
10. Недостаток твердого и решительного намерения наступать, атаковать и разбить неприятеля, что проявилось как в распоряжениях, так и в исполнении. Потерпев частную неудачу, мы легко отказываемся от наступления и переходим к обороне.
Русско-японская война 1904–1905 гг. Сборник документов. М., 1941, с. 269–274.
Приказ № 54 17-му армейскому корпусу. 24 ноября (7 декабря) 1904 г.
При атаке села Линшинпу 3 минувшего октября несколько нижних чинов из числа принимавших в ней участие, будучи ранены, заползли в артиллерийский окоп, в котором и засели, полагая выждать наступления наших войск или отступления японцев. Среди этих нижних чинов оказались рядовые 7-й роты 12-го пехотного Великолуцкого полка Иван Ищенко и Ахтем Харзаматов и один из рядовых 6-й роты (по имени Матвей), фамилия коего осталась неизвестной.
Первый из нижних чинов был ранен в шею, бедро и колено, второй был ранен сравнительно легко — в мягкие части левого бедра. Кроме них в окопе было около 10–12 нижних чинов, многие из них, тяжелораненые, умирали.
Когда раненые собрались в окопе, Харзаматов, как легко раненный, оказал им посильную помощь; он собрал с находящихся вблизи убитых шинели и накрыл ими раненых, страдавших от стужи, затем сделал перевязку своему рядовому товарищу Ищенко, собрав для этого с убитых перевязочные пакеты; он же вырыл колодец, откуда находящиеся в окопах доставали воду.
Впоследствии, когда приходили японцы, снимали с раненых шинели и зарывали колодец, Харзаматов опять доставал шинели и возобновлял колодец.
Такая совместная жизнь в окопе продолжалась 43 дня, с 3 октября по 15 ноября включительно. В это время к окопам несколько раз подходили японцы, не обращавшие на наших раненых никакого внимания и не подававшие им никакой помощи. Впоследствии у оставшихся в живых явилось опасение плена, и при посещении японцами окопа они притворялись мертвыми. Питались раненые сухарями, отбираемыми с убитых, а после одного ночного дела, когда японцы были отбиты, рядовой Ищенко дважды вылез из окопа и нашел японские мешки с запасом риса и галет, которых товарищеской артели хватило на несколько дней. Когда эти запасы истощились, пришлось питаться сырым гаоляном, собираемым с полей.
Неоднократные попытки бросить окопы и подползти к своим пришлось оставить: слабость и страдания от ран препятствовали этому. Предприятие это затруднялось также постоянной стрельбой между нашими и японскими позициями.
Такая мученическая жизнь продолжалась до 14 ноября. В живых к этому времени осталось только трое. В ночь с 14 на 15 ноября к окопу подобралось 8 японцев, один из них нечаянно наступил на ногу рядовому 6-й роты (по имени Матвею), который от боли застонал. Обнаружив раненого, японцы потащили его с собой. Несмотря на его мольбу, товарищи были бессильны помочь ему, а рядовой Ищенко был даже подозрительно осмотрен одним из японцев, оттащившим его за ногу в сторону. Тем не менее он был оставлен на месте.
Происшествие это встревожило рядовых Харзаматова и Ищенко, и они, опасаясь быть открытыми, в следующую же ночь решили ползти к своим. Зажившие раны мало этому препятствовали, но истощение от долгой голодовки и крайняя слабость делали это предприятие трудным. Проползти надо было 300–400 шагов.
В ночь с 15 на 16 ноября рядовые Харзаматов и Ищенко приступили к осуществлению своего замысла. Когда они после долгих усилий уже приближались к своим, их обнаружил секрет, давший по ним несколько выстрелов. Затем началась залповая стрельба с нашей стороны. Рядовые Харзаматов и Ищенко прилегли между грядками гаоляна, а когда стрельба стихла, продолжали ползти дальше и скоро благополучно добрались до передовых окопов, занятых 9-м пехотным Ингерманландским полком. Там их пригрели, накормили, а затем доставили в санитарный поезд.
Объявляю по войскам корпуса об этом беспримерном подвиге рядовых Харзаматова и Ищенко. Оба они предпочли страдать от ран, холода и голода, лишь бы не попасть японцам в плен; оба они до последней минуты не покидали друг друга и оказывали взаимную помощь в тяжелом положении; наконец, оба они, не расставаясь, пошли на явную опасность, когда возможность попасть в плен стала почти очевидной. Особенно отмечаю подвиг рядового Харзаматова, который, как легко раненный, мог много раньше присоединиться к своим; он предпочел, однако, остаться с товарищами, которым нужна была помощь, может быть, и бесхитростное, простое, но сердечное слово последнего утешения. Харзаматов, говорит об этом просто, почти не сознавая всей высоты своего подвига, но да будут всем ведомы его доблесть и самоотвержение, и да гордится им та часть, которая числит его в своих рядах.
Приказ этот предлагаю прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях и командах временно командуемого мною корпуса.
Временно командующий корпусом генерал-лейтенант Волков.
