Шталмейстер князь Оболенский-Нелединский-Мелецкий: «Русское правительство никогда не признавало мероприятий Японии, имевших целью уничтожение независимости этого государства. Лучшим доказательством такого взгляда служит пребывание здесь до настоящего времени посланника, которому русское правительство выплачивает содержание с тем, чтобы впоследствии взыскать его с корейского правительства».
Статс-секретарь граф Витте: «Независимость Кореи никак не могла быть уничтожена договором между Россиею и Японией), так как это вопрос международный».
Вице-адмирал Бирилев возбудил вопрос о том, насколько англо-японский договор может касаться дальнейшей политики России и был ли он принят во внимание при портсмутских переговорах.
Статс-секретарь граф Витте: «Из частных источников мне было известно в Портсмуте, что между Англией и Японией идут переговоры. Опасаясь каких-либо неожиданностей с этой стороны, я тогда же запросил министра иностранных дел. Он ответил, что сносился уже с послом нашим в Лондоне, но что получить точных сведений о переговорах не оказалось возможным. В бытность мою во Франции, а затем и в Германии я убедился, что и французская, и германская дипломатия столь же мало осведомлена о ходе лондонских переговоров. Самый текст договора я получил от графа Бенкендорфа перед отъездом из Парижа. Что касается влияния англо-японского договора на русскую политику, то это слишком большой и сложный вопрос, чтобы говорить о нем здесь».
Генерал-лейтенант Палицын: «Согласно договору русские и японские войска должны тотчас по ратификации начать эвакуацию Маньчжурии, но о Корее ничего не сказано. Это может вызвать недоразумения. Я уже телеграфировал главнокомандующему, что наши войска должны быть выведены из Кореи на левый берег Тумына, но японские войска могут ли остаться?»
Статс-секретарь граф Витте: «Ход переговоров по этому вопросу был следующий: японские уполномоченные представили план эвакуации и требовали, чтобы подробные правила по сему предмету были приложены к самому договору. Этот проект я отверг на том основании, что ни я, ни мои сотрудники по военной части окончательного заключения в Портсмуте дать не могли, требовалось сношение с военным министерством и с главнокомандующим, что затянуло бы дело. Соответственно этому японцы взяли свой проект обратно и предложили нам представить план эвакуации. Я счел возможным высказать им только главные основания, а именно общий срок эвакуации и равномерность отвода войск, требуя, чтобы подробности были выработаны на месте командующими армиями. Тогда японцы представили свой проект, в котором было прямо сказано, что все японские войска из Маньчжурии отходят на арендованную территорию и в Корею. В переговорах с бароном Комурой я высказал, что не могу согласиться на такое постановление в договоре, так как отвод японской армии в Корею может встревожить все державы и служить угрозой миру на Дальнем Востоке. Барон Комура согласился вычеркнуть упоминание о Корее, но категорически заявил, что никакого вмешательства в распоряжения Японии относительно количества войск, которое она намерена держать в Корее, не будет допущено. Я более не настаивал, потому что это общий международный вопрос, в котором одинаково заинтересованы другие державы. И вот объяснение того, что в договоре об этом не упомянуто. Перед отъездом из Америки, когда отношения наши с японцами приняли более спокойный характер, я спросил барона Комуру в частной беседе, предполагают ли японцы держать в Корее большое количество войск, на что он ответил, что на это у них нет средств и что там, конечно, будет оставлено возможно меньшее количество вооруженных сил. В заключение считаю долгом высказать свое мнение, что нам надлежит, до выяснения обстоятельств, держать в южноуссурийском крае возможно большее количество войск».
Генерал-лейтенант Палицын заметил, что для наших войск, расположенных в южноуссурийском крае, будет весьма неудобно присутствие японских войск в северной Корее, не только в стратегическом, но и в хозяйственном отношении. Дело в том, что весь скот для продовольствия войск южноуссурийского района идет из Кореи. Подвоз его будет до крайности затруднен, если там будут находиться японские войска. Поэтому было бы желательно путем дипломатических сношений повлиять, чтобы японцы отвели свои войска из северных районов Кореи в более южные, тем более что и топографические и климатические условия северной Кореи являются для квартирования войск крайне неудобными.
Статс-секретарь граф Витте разъяснил, что возбуждение теперь подобного вопроса несвоевременно, но что когда будет назначен в Японию наш посланник, и если он сумеет установить с японским правительством хорошие отношения и внушить к нам доверие, тогда, вероятно, все подобные вопросы будут улаживаться без особых затруднений.
Генерал-лейтенант Палицын, обращаясь к вопросу об уступке Японии, по ст. 6 договора, южноманьчжурской железнодорожной ветки от Куанчэнцзы до Порт-Артура, просит разъяснения, кому будет принадлежать самая станция Куанчэнцзы, каковой вопрос уже поднят был и главнокомандующим.
Статс-секретарь граф Витте: «Вопрос о принадлежности станции на Портсмутской конференции не обсуждался. С точки зрения технической очень трудно решить теперь, насколько эта станция необходима или возможно построить другую; об этом придется говорить в связи с обсуждением вопроса об установлении прямого сообщения между японскими и нашими линиями. Но из того, что о принадлежности станции Куанчэнцзы на конференции не возбуждалось вопроса, логический вывод тот, что станция эта остается за теми, кто ею владеет, т. е. за нами. Самый факт владения ею дает нам некоторые права. Главнокомандующему надлежало бы ответить на его запрос, что когда он приступит к передаче японцам железнодорожной линии, то такая передача должна быть произведена только до станции, судьба коей будет выяснена в зависимости от технических и других соображений».
Совещание вполне соглашается с таким мнением и предлагает министру финансов ответить генералу Линевичу по соглашению с военным министром.
Статс-секретарь Коковцов обращает внимание на другую сторону этого вопроса. Станция Куанчэнцзы, по его мнению, не представляет большого значения для дороги, потому и принадлежность ее японцам или нам не имеет решающего значения; она может быть перенесена к северу или к югу в зависимости от технических соображений. Гораздо больше значения имеет город Куанчэнцзы, но о нем не может быть речи, так как он должен быть передан Китаю. Центром тяжести всего вопроса надо признать то, что от станции Куанчэнцзы идет торговый тракт на Гирин. Главнокомандующий упоминал об этом, а также о праве нашем на железнодорожную ветку между Куанчэнцзы и Гирином. По этому поводу статс-секретарь Коковцов считает долгом напомнить, что договор на постройку этой ветки действительно был заключен, но не утвержден китайским правительством. Вопрос о том, кому будет принадлежать эта ветка, является самым существенным, вот почему и японцы обратили на него серьезное внимание. Казалось бы поэтому, что, не придавая решающего значения вопросу собственно о станции Куанчэнцзы, нам следует безотлагательно озаботиться ограждением наших интересов в смысле принятия мер к обеспечению за нами возможности соединить с Восточно-Китайскою железнодорожною магистралью город Гирин, как центр целой огромной области, представляющей выдающееся экономическое и политическое значение.
