Морское министерство, неправильно оценивавшее обстановку на Дальнем Востоке, не пожелало прислушаться к разумному совету С.О. Макарова. Положив на его письмо резолюцию: «Хранить весьма секретно, копий не снимать»3, руководители Морского министерства во главе с генерал-адмиралом великим князем Алексеем Александровичем оставили его без всякого внимания и положили под сукно.
Несмотря на опасность стоянки кораблей на внешнем рейде, адмиралы Алексеев и Старк, непосредственно отвечавшие за безопасность Тихоокеанской эскадры, не только не перевели ее на внутренний рейд Порт-Артура, но, оставив эскадру на внешнем рейде, установили для нее совершенно неудовлетворительную диспозицию, по которой наиболее ценные броненосцы были поставлены мористее всех кораблей. В случае внезапной атаки противника они подвергались наибольшей опасности.
Оставив эскадру на внешнем рейде, русское командование приняло некоторые меры предосторожности на случай нападения противника. На всех кораблях вводилось затемнение и ряд других мер. Однако все это не всегда выполнялось. Так, корабли, производившие погрузку угля в ночное время, ярко освещались, чем нарушалась светомаскировка, выставленный на подходах к Порт-Артуру корабельный дозор не обеспечивал обнаружения подхода противника с моря. Разведка на театре не велась. Использование береговых батарей для отражения внезапной атаки противника не предусматривалось. Между эскадрой и береговой артиллерией даже не было установлено связи, равно как и общего сигнала тревоги. Поэтому принятые меры по охране якорной стоянки больше создавали атмосферу самоуспокоенности и понижали бдительность личного состава эскадры, чем обеспечивали безопасность ее стоянки на внешнем рейде.
В военно-морской исторической литературе по Русско-японской войне, и в частности в труде военно-исторической комиссии при Морском генеральном штабе, пишется о том, что русское правительство запретило принимать какие-либо меры, которые могли быть расценены японцами как подготовка к войне и послужить поводом для ее начала. Однако указания правительства, носившие общий характер, не снимали ответственности с командования эскадрой за обеспечение надежной обороны кораблей на внешнем рейде Порт-Артура и состояние боевой готовности эскадры. Бытовала и другая версия: при нападении на порт-артурскую эскадру в ночь на 27 января японцы якобы застали ее врасплох, и весь офицерский состав эскадры в это время находился на берегу, на балу у жены начальника эскадры адмирала Старка. Это утверждение опровергается как общим ходом событий по отражению атаки японских миноносцев, так и заявлениями многих участников этих событий. М.И. Костенко в своих воспоминаниях, посвященных Русско-японской войне, пишет: «По примеру прежних лет, 26 января у начальника эскадры Старка был раут по случаю именин его жены. Одни говорят, что раут был днем, а вечером все были на своих местах; другие же утверждают, что ночью, в момент нападения, некоторые из офицеров задержались на рауте и не могли попасть на свои суда. Многие высказывали и такое мнение, что японцы, зная по примеру прежних лет, как весело праздновался моряками этот день у Старка, именно и выбрали его днем нападения. Тем не менее, мною положительно было установлено, что раут окончился около 4-х часов дня (16), а в 6 часов вечера (18) состоялся совет на „Петропавловске“ из старших морских начальников, для обсуждения мер к охране флота и его действия на случай войны»4.
Другой участник этих событий, начальник дипломатической канцелярии наместника на Дальнем Востоке Е.А. Плансон, в своем дневнике пишет: «У нас вся эскадра вышла на рейд — более двадцати вымпелов, не считая миноносцев. После спуска флага никого не отпускают на берег. Адмирал Старк встретился в сумерки. Идет домой обедать (жена именинница), говорит мне, что „контрабандой“, т. е. особо доверительно, спрашивает: „Ну, что, господа дипломаты, как дела?“ Я отвечаю: „Наше дело кончено, теперь начинается Ваша роль“»5. Заявление М.И. Костенко и Е.А. Плансона о том, что в ночь с 26 на 27 января офицеры эскадры были на своих кораблях, а не на балу у жены адмирала Старка, а последний вечером 26 января проводил совещание на броненосце «Петропавловск» с начальником штаба временного морского штаба наместника и командиром Порт-Артура, которое закончилось за полчаса до начала атаки японских миноносцев, подтверждается и официальными материалами по Русско-японской войне6.
Утром 25 января (7 февраля) Алексеев получил телеграмму о разрыве дипломатических отношений с Японией. Редактор газеты «Новый край» просил разрешения опубликовать эту телеграмму, но получил отказ, «чтобы не волновать общество».
26 января (8 февраля) 1904 г., за несколько часов до нападения японских миноносцев на русскую эскадру, начальник штаба Тихоокеанской эскадры контр-адмирал В.К. Витгефт подписал и разослал циркуляр «Об изготовлении минных аппаратов и мин к действию».
Однако, когда возник вопрос о необходимости поставить боновые и сетевые заграждения, в тот же день начальник эскадры вице-адмирал О.В. Старк писал наместнику: «Полагаю отказаться от употребления сетевого заграждения, имеемого лишь на шести броненосцах и четырех крейсерах, как могущего задержать движение эскадры при необходимости экстренной съемки с якоря, а также… повести к более опасным случаям — наматыванию сетей на винты».
Исключая возможность серьезных потерь при нападении вражеских миноносцев, начальник эскадры опасался лишь потерять время при съемке с якоря да того, что сети могут намотаться на винты.
К вечеру 22 января (4 февраля) в Токио стало известно, что русская эскадра находится на внешнем рейде. Японское командование решило воспользоваться благоприятными обстоятельствами. На совещании у императора, где присутствовали высшие чиновники империи, было принято решение начать военные действия против России. Вице-адмирал X. Того получил приказ о нападении на русские корабли и о высадке войск в Корее. В стране была объявлена мобилизация.
Утром 24 января (6 февраля) вице-адмирал X. Того собрал командиров кораблей на флагманском броненосце в военно-морской базе Сасебо. Вот как в своем дневнике описывает это совещание командир японского миноносца «Акацуки»: «Перед адмиралом лежала карта Желтого моря и специальная карта Порт-Артура. Мы все сели вокруг стола, и штабной офицер дал каждому из нас план рейда и гавани Порт-Артур, на котором было подробно указано все положение русской эскадры и место каждого корабля»7.
На этом совещании Того отдал следующий приказ: «Я предполагаю теперь же со всем флотом направиться в Желтое море и атаковать суда неприятеля, стоящие в Порт-Артуре и Чемульпо. Начальнику 4-го боевого отряда контр-адмиралу Уриу со своим отрядом (с присоединением крейсера „Асама“) и 9-му и 14-му отрядам миноносцев предписываю идти в Чемульпо и атаковать там неприятеля, а также охранять высадку войск в этой местности. 1, 2, 3-й боевые отряды вместе с отрядами истребителей пойдут прямо к Порт-Артуру. Отряды истребителей ночью атакуют неприятельские суда, стоящие на рейде. Эскадра же предполагает атаковать неприятеля на другой день»8.
Сразу по получении приказа командующего Соединенным флотом японские корабли в составе 6 броненосцев, 14 крейсеров и более 35 миноносцев вышли в море. Во главе Соединенного флота шел отряд быстроходных крейсеров и миноносцев, вслед за ним двигались основные силы — броненосные крейсера и эскадренные броненосцы. 25 января (7 февраля) 4-й боевой отряд контр-адмирала С. Уриу, состоявший из 1 броненосца и 5 крейсеров, 8 миноносцев и 3 транспортов с десантом в 3000 человек, отделился от главных сил и направился в Чемульпо.
