Санчо улыбнулся и развел руками, как бы извиняясь за глупость отца. Как бы говоря: ну что поделаешь, мы с вами понимаем правила этой игры, чего уж там говорить, Кихано все равно не смогут заплатить за услуги по-настоящему…
– Вы достойный потомок своего знаменитого предка, – сказала Альдонса искренне, потому что весть о непрямом родстве Санчо и предыдущего оруженосца-Пансы оказалась для нее приятной неожиданностью. – Вам очень подходит имя Санчо. Тот, самый первый Санчо, что сопровождал Рыцаря Печального Образа, был по-настоящему верен… И был хоть простодушен и неграмотен, зато благороден сердцем, остроумен… Фелиса, не надо стоять за портьерой. Чего тебе?
Девчонка слегка покраснела, но только слегка. Пройдет немного времени, и, пойманная на горячем, она будет хранить невозмутимость. «Как только уйдет Алонсо, я уволю ее», – подумала Альдонса и похолодела от будничности этой мысли: как только уйдет Алонсо…
– Я хотела спросить, – сквозь краску смущения сообщила Фелиса, – когда накрывать на стол?
– Как только вернется сеньор Алонсо… Ступай.
На этот раз она, кажется, действительно ушла. Ну почему любая служанка, стоит ей освоиться в доме, сразу начинает шпионить за господами?!
– Сеньора Альдонса, – осторожно начал Санчо, – простите деревенщину, я хотел бы спросить…
– Спрашивайте, – сказала она как можно равнодушнее.
– Гм… Сеньор Алонсо читал рыцарские романы?
Она сухо усмехнулась:
– Всего несколько штук, в юности… Упреждая ваш вопрос, сообщу, что сеньор Алонсо не верит ни в великанов, ни в злых волшебников и совершенно равнодушен к похождениям Амадиса Галльского.
– Сеньор Алонсо… – Голубые глаза мигнули. – Сеньор Алонсо действительно хочет нести в мир… счастье?
Слово «счастье» прозвучало в его устах как-то стыдливо и испуганно. Как будто маленький мальчик пробует на вкус медицинское название полового органа.
– А что такое? – спросила она, внутренне подбираясь, но сохраняя прежний небрежно-любезный вид. – Что вы имеете против счастья для всего человечества, а?
Он улыбнулся, пытаясь понять, издевается она или просто шутит.
– Ничего… Как по мне – пускай, счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный… Но сеньор Алонсо действительно верит в эту вашу легенду?
– В эту нашу легенду, – мягко поправила Альдонса. – А вы, Санчо, вы в нее не верите?
Оруженосец замялся:
– Да как сказать…
– Скажите, Санчо, – Альдонса пошла напролом, – а вы вообще-то хотите ехать с сеньором Кихано в это… такое своеобразное… путешествие?
Санчо открыл рот – и закрыл его снова. Альдонса ждала; от ответа Пансы так много зависело, а она почему-то была уверена, что ответит он честно…
…Грохот в сердцах захлопнутой двери. Шаги; Альдонса услышала ЕГО голос раньше, чем на пороге комнаты обнаружилась высоченная фигура:
– Альдонса! Он опять ее бьет. Опять бьет Панчиту. А ее собственная мать не пускает меня в дом! Семейные, мол, дела, сами, мол, решат… Сор из избы… Ладно. Когда я надену латы, пусть она только попробует вякнуть про семейные дела! Эта скотина, ее отчим, он…
– Алонсо, – тихо сказал Альдонса, и только тогда он заметил гостя.
* * *
– Друг мой Санчо…
Сегодня он произносил эти слова впервые в жизни. То есть нет – он повторял их часто, раздумывая о будущем, лежа ночью без сна; но теперь слова, обращенные к живому человеку, наконец-то наполнились смыслом.
Оруженосец опустился на колено:
– Пошли Бог вашей милости счастья в рыцарских делах и удачи в сражениях…
– Друг мой Санчо! – Алонсо поспешил поднять его. – Вы… вы готовы принять пост губернатора на подходящем для этого острове?
Так говорил отец. «Прежде всего ввернем о губернаторстве и посмотрим, как он ответит».
Санчо рассмеялся. Без сарказма, без желчи – радостно, отдавая должное веселой шутке.
У Алонсо немного отлегло от сердца.
Тот, что отправлялся с отцом, был тучен и корыстолюбив; когда ему напомнили о губернаторстве, только кисло поморщился. Он постоянно требовал денег – какой-то платы, каких-то «суточных»; Алонсо не оставляла мысль о том, что именно из-за его предательства отец и погиб. Умер на обочине пустой дороги, всеми брошенный, захлебнулся в грязной луже, избитый, не в силах подняться… Люди, которым он хотел помочь, бросили его валяться в грязи, а тот Панса ограничился телеграммой домой…
Усилием воли Алонсо отогнал черное воспоминание.
– А мы тут как раз говорили о счастье для всего человечества, – улыбнулась Альдонса.
Оруженосец крякнул:
– Да уж… О счастье хорошо поговорить перед ужином, пищеварению вроде бы способствует…
– Вы голодны, – спохватилась Альдонса. – Пойду распорядиться насчет ужина…
Алонсо мягко поймал ее за локоть:
– Надень, пожалуйста, тот кулон… мой любимый. Пусть будет праздник!
– Цепочка порвалась, – грустно улыбнулась Альдонса. – Я снесла ее чинить к ювелиру.
* * *
Алонсо пребывал в прекрасном расположении духа. Добрая примета – оруженосец прибыл вовремя, и звать его Санчо, как и того, первого.
Разумеется, не избежать визитов досужих соседей. Разумеется, они все припрутся сюда под разными предлогами, и первым явится, конечно, Карраско…
Фелиса подавала на стол. Наливая вино в бокал Алонсо, она наклонялась так низко, что касалась грудью его руки; Алонсо не было неприятно, наоборот – он улыбался. «Наверное, это потому, что я добрый сегодня, – думалось ему. – У меня хватит приязни на всех, в том числе на глупенькую Фелису…»
Он украдкой поглядывал на Альдонсу, но та, казалось, с увлечением слушала Санчо и не обращала внимания на почти неприкрытые вольности, нахально творимые под самым ее носом. Правда, и Фелиса умела выбрать момент – пополняла бокал Алонсо только тогда, когда Альдонса отворачивалась.
– Господин мой, – начал Санчо со смущенной улыбкой. – Вы позволите, я уже буду вас так называть? С тех пор как семейство Панса переехало под Барселону… об истории странствующих рыцарей приходилось судить со слов тех Панса, что возвращались из похода. Признаться… мой дядюшка Андрес, который сопровождал в походе вашего батюшку… он понарассказывал всякой ерунды, но ведь его у нас на хуторе каждая собака знает как, простите, брехуна. Мой отец не таков, иначе не назвал бы меня Санчо. Но вы все-таки скажите, сеньор Алонсо, что, ваш батюшка преуспел в походе? Защитил кого-нибудь? Спас?
Алонсо посмотрел Санчо в глаза; кажется, он был искренен. Он был простодушен, как и положено, и спрашивал без тайного умысла, без подковырки.
– Мой отец Диего Кихано, – сказал Алонсо медленно, – был образцом рыцарской доблести и подлинного милосердия… К сожалению, пространствовал он недолго. Мой отец вступился за работников, над которыми издевался хозяин… а хозяин пообещал работникам денег, если они изобьют отца. И они избили его, и он умер…
