– Я тут из сил выбиваюсь и едва не гибну в попытке предотвратить жуткую катастрофу – и что же я вижу? Какую-то безумную женщину на пригорке! Она вынимает свою пушечку и стреляет в меня! С ума сойти! Да просто смешно! А сейчас ты зачем здесь? Пришла довести дело до конца? Ты самая настоящая убийца, этого не отнимешь! Что случилось с Сайпурскими островами, что они посылают за мной кого-то вроде тебя?
У Мулагеш голова кругом идет. Сам по себе факт, что она стоит перед одной из основательниц Сайпурского государства, с трудом умещается в ее мозгу, но еще менее там умещается факт, что эта самая основательница свирепо орет на нее. Потом мозг Мулагеш справляется с задачей, и она наконец осмысляет, что там орет Тинадеши: безумная женщина на пригорке… В смысле? Это когда шахты обрушились?
– Но я… э-э-э… не стреляла в вас, мэм, – оправдывается Мулагеш. – Если я правильно понимаю вас, мэм, – а я не очень уверена, что это так, – то я стреляла в Вуртью! Божество!
Взгляд Тинадеши способен пробить дыру в борту боевого корабля. Она вытягивает руки – то есть одну руку, потому что левой ей двигать больно:
– Ты что, не видишь, как я одета? Ты узнаешь доспех? Нет, конечно, судя по твоему вопиющему акценту, понятно, что с образованием у тебя не очень, но сложить два и два – это тоже непосильная задача?
– Вы… вы хотите сказать, что вы – Вуртья? Божество?
Тинадеши вздыхает и закатывает глаза:
– Ох, во имя всех… Нет. Я хочу сказать, что, когда я пользуюсь силой этого места, оно меня проецирует в образе… ах-х-х! – И она замолкает, видимо, от сильнейшей боли. Из-под кольчуги вытекает еще одна струйка крови. – Будь ты проклята! – кричит Тинадеши. – Может быть, ты меня уже убила! Я отравлена?
– Э-э-э-э… нет, я не думаю, – отвечает Мулагеш. Она расстегивает кольцо на винташе и откладывает его в сторону. – И послушайте, я, конечно, не очень понимаю, что тут к чему, но я по крайней мере знаю, как перевязать рану от огнестрела. У меня с собой аптечка, и я вполне смогу с этим управиться, даже одной рукой.
Тинадеши хмурится и подозрительно смотрит на нее:
– Ты уверена, что ты не должна убить меня?
– Нет. Я здесь для того, чтобы этого не случилось. – И она показывает на окно башни, которое выходит на толпы вуртьястанских адептов. – Всеми возможными средствами. Я даже не знала, что вы здесь.
Тинадеши немного смягчается. Сглатывает слюну. Похоже, она очень слаба.
– Х-хорошо. Задача у тебя сложная, ничего не скажешь.
И тут ее глаза гаснут и она начинает заваливаться. Мулагеш кидается к ней и успевает подхватить до того, как та падает на пол.
* * *
За двадцать следующих минут Мулагеш успевает освободить от доспеха руку Тинадеши и срезать кожаный рукав под ним.
– Он появится снова через несколько часов, – бормочет Тинадеши. – Все мои одеяния возвращаются ко мне со временем. Я пыталась снять их, можешь мне поверить.
Мулагеш не прислушивается – тут нет кровати, только гигантское мраморное кресло на три размера больше, чем положено человеческому существу, поэтому она усадила Тинадеши на трон, обрабатывая рану в плече.
В аптечке у нее три шприца с опиумом – каждый не больше ее ногтя длиной, и Мулагеш вколола Тинадеши один из них. Поэтому Тинадеши даже писка не издает, когда Мулагеш начинает ковыряться в ране пинцетом. Пулю она нащупала – та засела у грудины и, к счастью, не расщепила и не сломала кость. Очень хорошо. А то ведь придется возвращаться с новостью: так и так, ребята, я тут встретила великого исторического деятеля, но так вышло, что она померла, потому что я ее подстрелила.
– Кто ты такая? – сонно спрашивает Тинадеши. – Как тебя зовут? Ты мне ничего не сказала…
Мулагеш закусывает губу, прощупывая рану Тинадеши.
– Я – Турин Мулагеш, генерал четвертого класса сайпурской армии.
– Ты из военных? Как там Сайпурские острова, они еще существуют как государство? Дефолта не было?
В голосе ее звучит удивление, и это понятно: ей достался невероятно тяжелый период национальной истории, когда мировая экономика находилась еще в самом зачатке.
– Да, но они некоторое время назад убрали из названия «острова», – говорит Мулагеш. – В основном потому, что Сайпур присоединял к себе регион за регионом и это были не острова. Или, может быть, им хотелось сделать это название короче удобства ради.
– Понятно.
Мулагеш чувствует, как Тинадеши напрягается, и знает наперед, какой вопрос та готова ей задать.
– Значит, – говорит Тинадеши, – какой сейчас… год?
Мулагеш смотрит на нее:
– А что?
– Не пытайтесь меня развеселить, генерал. Когда я увидела людей в шахтах, то сразу поняла, что время другое. Я отсутствовала дольше, чем думала, правда?
«Людей в шахтах?»
– Да. Да. Не шевелитесь.
Женщина тихо спрашивает:
– Скажи мне… только честно… мои дети мертвы?
Мулагеш замирает с пинцетом в руке. Она уже практически ухватила пулю, но надо обязательно ответить на этот вопрос:
– Я знаю одного, кто до сих пор входит в состав правительства. Падвал.
– Падвал? – удивленно переспрашивает Тинадеши. – В правительстве?
– Да. Он МП.
– Чего?
– Министр по делам парламента.
– Парламент… – говорит Тинадеши. – Вы оставили парламент? Никто не читал мой план пропорционально отобрать представителей от каждого региона, чтобы они голосовали по каждому вопросу?
– Эм… я не знаю, мэм, – отвечает Мулагеш. – Я солдат, а не ученый.
– А хороший был трактат, подробный. – Тут Тинадеши стискивает зубы – Мулагеш тянет из раны пулю. – А что с Крисаппой? И Родмалом? Что с ними?
– Боюсь, я не знаю, мэм.
– Ты не знаешь, живы они или нет? – горько спрашивает она.
– Нет. Извините. Не знаю.
– Но сколько им лет было бы сейчас? Если они живы, конечно.
Мулагеш молчит, лихорадочно соображая, как бы это лучше сказать.
– Вас не было более шестидесяти лет.
Тинадеши выпрямляется:
– Больше шестидесяти лет?
– Хм, да. Я думаю, что точная цифра – шестьдесят четыре.
– Меня не было шестьдесят четыре года? – Тинадеши ошеломленно смотрит в окно. – Ох, мамочки… Я… я думаю… я думаю, что тогда они вряд ли еще живы… – подавленно говорит она. – Падвал был одним из самых младших. Как это невероятно горько – пережить своих же детей. Если, конечно, это странное состояние можно назвать жизнью… И я даже не знала, что они умерли…
Мулагеш разворачивает пинцет:
– Вы не могли бы посидеть неподвижно? Я сейчас буду вытаскивать из вас эту штуку.
