До Мулагеш медленно доходит, что она имеет в виду:
– Вы? – в ужасе спрашивает она. – Они хотели, чтобы вы заменили им Вуртью?
Тинадеши слабо улыбается:
– Им нужна была Стальная Дева, Королева Горя, Императрица Могил, Та, что расколола мир напополам, Пожирательница Детей. Разве я не подхожу, пусть частично, под это описание? Я посвятила всю свою жизнь железным дорогам и строительству, так что я – Стальная Дева. Я обрушивала горы, чтобы построить их, – поэтому я Та, что расколола мир напополам. Сотни рабочих погибли, чтобы воплотить мою опасную мечту, – поэтому я Императрица Могил. И… мои собственные дети умерли, когда я делала свою работу. Моя семья невообразимо страдала ради того, чтобы я преуспела в делах. Поэтому я – Королева Горя и Пожирательница Детей. Возможно, я стала этим, ибо таково мое наказание. Возможно, я заслужила его. Так или иначе, им требовался кто-то, в ком они бы могли увидеть Вуртью, – и я им подошла. Там был вакуум, и я всего лишь заполнила его.
– Но почему вы согласились?
– Потому что, когда они заговорили со мной, – отвечает Тинадеши, – когда они воззвали ко мне и попросили взять мантию их матери, я поняла: их подлинная надежда в том, что я позволю им выйти на последнюю битву. Великую апокалипсическую битву, которую им столетиями обещали. А я не могла позволить этому случиться. Я не могла позволить, чтобы они напали на мою страну, страну, которая только что освободилась от рабства.
Поэтому я спустилась к ним. И тогда мир… изменился. Небеса потемнели. Звезды изменились – эти были старше и странно выглядели. И чем дальше я шла вниз по расколотому утесу, тем более менялся мир, все вокруг кипело, и наконец я обнаружила, что спускаюсь по белой лестнице, а потом оказалась в огромном белом дворе, из которого вели многие коридоры и лестницы – и голоса попросили меня идти наверх. И я пошла. Я взбиралась и взбиралась по лестницам, пока не оказалась на вершине башни, и там стоял огромный и жуткий красный трон, а рядом с ним… рядом с ним было это.
Тинадеши снова прикрывает глаза и сосредотачивается. Она вытягивает вперед правую руку, словно что-то перебирая в пустом воздухе впереди. А потом ее пальцы на чем-то смыкаются. И она достает…
Достает из воздуха меч. Точнее, рукоять меча, потому что клинок его слабо мерцает золотистым светом. Мулагеш не может взять в толк, откуда этот меч явился: такое впечатление, что он всегда был в руке Тинадеши и она просто сделала его видимым.
Странная это рукоять и гарда странная: поначалу кажется, что они сделаны из какого-то вязкого черного материала, похожего на вулканическое стекло. Но потом свет меняется, рукоять уже не каменная, нет – это отрубленная рука. Почерневшие пальцы крепко держат расплывающийся сиянием клинок, большой и указательный палец так искривлены, что сразу понятно – это не работа человека.
Чем дольше Мулагеш смотрит на меч, тем больше видит, точнее, ощущает: она слышит звон стали о сталь, видит далекий пожар, слышит грохот копыт. Меч меняется – то он из камня и огня, из стали и молнии, то опять человеческая рука. И это никакая не скульптура – а настоящая рука, пожертвованная много лет назад человеком Божеству, и хотя через жертвоприношение сына того человека мощь Вуртьи многократно усилилась, и жертвоприношение это было запечатлено в бесчисленных книгах, статуях и доспехах, рука держала клинок, и жертвенность шла рука об руку с агрессией.
– Меч Вуртьи, – тихо говорит Тинадеши. – Он теперь всегда со мной. Как мечи адептов, он теперь – часть меня. Он шепчет мне, что я Вуртья, говорит, что мне делать, играет с моими мыслями. Ему очень трудно противиться. Иногда я думаю, что я Вуртья, и эта мысль овладевает мной надолго.
– Опасно это… – говорит Мулагеш.
– Еще бы. Я думаю, что это не настоящий меч; во всяком случае, он не таков, как был раньше. Как и Город Клинков, как все божественное ныне – лишь бледное подобие себя прежних. И все равно он опаснее и сильнее, чем любой клинок, скованный для смертного человека. Однажды я избавлюсь от него. Возможно, совсем скоро.
Тинадеши откидывается на спинку кресла – похоже, после контакта с мечом она совсем обессилела.
– Когда я взяла в руку меч Вуртьи, в глазах мертвых я стала ею. А поскольку она подарила им силу, эту силу они вернули мне. У меня появились новые способности, пусть и ограниченные, но я могла их использовать и в этом призрачном царстве, и в обычном мире. Одной из них была возможность возвращаться в царство живых и разрушать. Что я и сделала.
Я перенеслась туда и набросилась на утесы со всей подаренной мне мощью. Я обрушила могилу, я колотила по земле, я раз за разом полосовала ее мечом Вуртьи. Это действие исчерпало мои силы – я едва не умерла тогда. Ибо я совершила то, что по силам только Божеству. Но я это сделала.
– Зачем?
– Они хотели вернуться туда, где лежали их мечи. Но что, если этих мечей больше не будет? Что тогда они станут делать? Клинки – они как маяк для них, они связывают мир мертвых и мир живых. Уничтожив их, я оборвала связи и отправила этот остров дрейфовать на грани между явью и сном. Я осталась вместе с ними здесь, обряженная в доспехи их мертвого бога, но хотя бы миру ничего уже не угрожало. По крайней мере, Сайпуру ничего не угрожало. Моим детям уже ничто не грозило, и перед ними открылась возможность жить спокойной мирной жизнью.
– Но как вам удалось провести столько времени здесь? – спрашивает Мулагеш. – Я не вижу здесь ни еды. Ни питья…
– Я сама не знаю как, – отвечает Тинадеши. – Но здесь я не испытываю ни голода, ни жажды. Подозреваю, что это место – что-то вроде лимба. Когда Вуртья умерла, оно перестало быть в полной мере реальным… а когда я уничтожила мечи и оборвала последнюю связь с миром живых, оно стало еще менее реальным. Здесь время не властно, а если оно тут и идет, то не так, как должно идти.
Тинадеши надолго замолкает. Потом шумно втягивает в себя воздух.
– Но тогда… – хрипловато выговаривает она. – Но тогда, но тогда, но тогда… я почувствовала это. Почувствовала в мире смертных. Каким-то образом нас притягивают обратно. Кто-то отыскал могилу – или то, что от нее осталось. Кто-то нашел мечи. И они вмешались…
Мулагеш резко выпрямляется, и все мышцы в теле разом напрягаются до боли.
– Сукин сын! Сукин сын!
Тинадеши отодвигается от нее и встревоженно спрашивает:
– Что? Что это? Что с тобой?
– Это тинадескит! – кричит Мулагеш.
– Что?
– Тинадескит! Это не обычная рудная жила! Это то, что осталось от их демоновых мечей!
* * *
— Тина… дескит? – переспрашивает Тинадеши. – Что ты имеешь в виду?
– Эта рудная жила, – говорит Мулагеш. – Точнее, то, что они приняли за нее… нашли рядом с фортом Ти… – Тут она запинается, понимая, что практически все, что она хочет упомянуть, названо по имени хворой женщины, которая сидит перед ней. – Неважно. Но они подумали, что это обычное месторождение, пусть и обладающее необычными свойствами. И начали его разрабатывать! Но к природе это не имеет никакого отношения! Это то, что осталось от мечей после того, как вы уничтожили могилу и в прах расколотили все! Вот почему Чудри была так заинтересована в геоморфологии! Она поняла, что что-то здесь не то! Видимо, она увидела какой-то знак, что-то, что подсказало ей: это не природное образование!
