Танцует на вершинах холмов, и так и сверкает Ее меч!
Она танцует на сердцах людей,
Ибо битва – истинное наше состояние!
Открой человеческое сердце,
Загляни в него,
И увидишь двоих,
Что, сцепившись, кричат и бьются в грязи!»
Из «О Великой Матери Вуртье, что взирает на нас с вершин Клыков Мира», около 556 г.
– Отсюда не так-то легко будет выбраться, – говорит Сигню. – Отряды Бисвала возвращаются, и мне сообщили, что они в гавани уже повсюду. Они будут здесь с минуты на минуту.
Мулагеш морщится, проверяя, все ли при ней. Она все так же вымазана красным с ног до головы, хотя цвет уже постепенно отходит. Она не рассказала Сигню всего – просто нет времени объяснять, как Тинадеши превратилась в заместителя богини войны, – но подробно поведала, как пробуждается Город Клинков.
– К сожалению, дом Рады находится между Галереями и крепостью, – говорит Мулагеш. – К нему трудно будет подойти незаметно.
– Он стоит в роще, – замечает Сигню. – Возможно, мы сможем укрыться там.
– Если доберемся до деревьев, в чем я сомневаюсь. Если люди Бисвала вошли в гавань, это значит, что все ведущие из нее дороги будут под наблюдением.
– Вы уверены, что это она?
– Больше некому. Она при мне цитировала Петренко, а потом Страж сказала, что к ней приходил его ученик. А Рада прекрасно знала, какие семьи живут на отшибе, и опробовала на них свои клинки. Один из погибших мальчиков в Пошоке страдал от какой-то жуткой сыпи, а в Гевальевке мне сказали, что угольщик очень переживал из-за здоровья своей жены… Она, видимо, побывала в каждом из этих домов как врач.
Сигню морщится от отвращения:
– Просто поверить не могу.
– А Петренко – это тот святой, что изобрел технологию изготовления вуртьястанских клинков, – добавляет Мулагеш. – Рада, наверное, отправилась на Клыки Мира, нашла могилу…
– Видимо, это была могила самого Петренко…
– Точно. А меч Петренко – образец, по которому изготовляются остальные клинки. Ну и вот.
Мулагеш смотрит на меч Вуртьи – правда, сейчас от него видна только рукоять. Она запихивает его за пояс, чтобы удобнее было выхватить, но зачем он мог бы ей понадобиться, ей до сих пор невдомек. Так, меч при ней, теперь нужно осмотреться.
– У вас тут веревки не найдется?
– Наверняка где-нибудь отыщется, но…
– И лазать ты тоже умеешь, правильно?
– Что вы предлагаете?
– Я предлагаю использовать вот ту арку, – говорит она, указывая на призрачно белеющую скульптуру, похожую на кости кита, – она почти достает до края стены. Это значит, что нам не придется выходить через дверь. А дом Рады стоит на вершине соседнего холма. Мы туда в два счета доберемся, если перелезем через стену.
Сигню вздыхает, примеряясь к арке.
– У тебя удивительный талант загребать жар чужими руками.
– Напоминаю, что я только что улетела в мир мертвых, чтобы чужие руки не добрались до города.
– Туше.
Сигню берет несколько мотков веревки в кладовой при цехе, и они вдвоем бегут к стене.
– После того как переправишь меня через стену, – спрашивает Мулагеш, – что дальше будешь делать?
– Что дальше? Я полезу вслед за тобой, естественно. Если уж ты заставила меня лезть на демонову стену, я и до дома Рады готова с тобой прогуляться.
Мулагеш втайне надеялась на именно такой ответ, просто не хотела задавать прямой вопрос. Вмешивать других людей в собственные грязные делишки всегда казалось ей неправильным.
– Ты уверена?
– Тебе понадобится напарник, разве нет?
– Да. Но я бы предпочла, чтобы ты была уверена, что этого хочешь. Возможно, там случится заварушка. Я не могу гарантировать тебе безопасность.
– Генерал, эта женщина, похоже, желает уничтожить все мною созданное, – говорит Сигню. – Хотя я ума не приложу зачем. Я хочу остановить ее и, если получится, узнать, почему она так поступает.
Сигню начинает резво карабкаться вверх по арке.
– Она же даже не уроженка Вуртьястана. Она из Мирграда, ради всех морей!
– Как насчет винташа? Прихватишь с собой?
Сигню переваливается через стену и садится на нее верхом. Потом вздыхает и склоняет голову.
– Ты же знаешь, я ненавижу все, связанное с войной.
– Да. Знакомое чувство.
Сигню начинает разматывать веревку, опуская ее все ниже.
– Но я все равно хочу сделать это.
– Да, – говорит Мулагеш, берясь за веревку. – Знакомое чувство.
* * *
Спускаясь по веревке с другой стороны стены, Мулагеш оглядывается и видит, что тут и там мелькают лучи света – это фонарики солдат, которые что-то ищут. Она быстро подсчитывает их – получается около пятидесяти. Судя по тому, как огоньки прыгают вверх-вниз, эти солдаты бегут. Причем практически все – к цеху со статуями.
– Скорее! Давай слезай! – говорит Сигню.
Они быстро съезжают по веревкам на землю и укрываются в тени, следя за лучами фонариков.
– Ничего себе, – шепчет Сигню. – Сколько народу-то нагнали…
– По моему сигналу бежим к вон той ограде, хорошо? – И Мулагеш указывает на опоясывающий цех сетчатый забор футов в десять в высоту.
– Мы же на него не полезем, нет? Там колючая проволока наверху.
– У меня при себе кусачки. Но это займет некоторое время.
– А почему при тебе кусачки?
– Потому что солдат из дому без кусачек не выходит! – огрызается Мулагеш. – Еще вопросы есть?
Сигню вытягивает шею:
– Похоже, никого. На счет три?
– Согласна.
Она на пальцах показывает – раз, два, три, и они бросаются вперед. Они огибают стопку арматурных стержней, затем бегут мимо куч земли и куч опилок и наконец оказываются у ограды.
Присаживаются на корточки и оглядываются: ночную темноту полосуют яркие лучи света.
– Это не фонарики, – тихо говорит Мулагеш, вытаскивая кусачки. – Это прожекторы. Они, я гляжу, серьезно настроены найти нас.
Сигню берет в руки инструмент и принимается за работу, быстро перекусывая звенья сетки.
– Они будут по нам стрелять?
– Могут, если мы побежим. Они, скорее всего, ожидают, что мы вооружены. А у тебя, кстати, за спиной винташ пристегнут.
– А что, если сегодня у нас все получится? Что, если мы доберемся до Рады и сумеем остановить то, что она задумала? Как ты считаешь, Бисвал нас простит?
