Как знакомо… Точно такое напевное бормотание Мулагеш слышала от адептов в Городе Клинков.
Лестница заканчивается. Впереди Турин видит хищные огни кузницы – и мечи там, на стойках.
Клинков тут много – может, четыре дюжины, может, пять. Однако лишь некоторые походят на красивый и жуткий меч Жургута: большинство не дотягивают до него ни по величине, ни по мастерству, с каким тот был откован. Видимо, они – дело рук не мастера, а ученика, еще не постигшего пути и перепутья, которыми следует расплавленный металл, не постигшего еще в полной мере, как использовать ковкость и жар огня. Но все равно – это мечи, оружие, пусть и грубые по форме, но способные исполнить свое предназначение.
И она слышит их. Слышит, как они разговаривают, шепчут. Внутри этих клинков хранится память и желания целой цивилизации.
Перед наковальней трудится кто-то небольшого росточка: на этом человеке толстый кожаный фартук и широкая металлическая маска с пластиной из окрашенного стекла. Смотреть на это было бы смешно, если бы не абсолютно серьезный и мрачный вид, с которым этот человек раздувает мехи, не обращая никакого внимания на летящие искры. Вся фигура его выказывает решимость и недюжинную сноровку. Так выглядит человек, который знает, что делает, и намерен довести все до конца.
– Маленькая Рада Смолиск, – шепчет Мулагеш. – Что ж ты творишь?
Она смотрит, как Рада вынимает из огня зажатый в зубьях щипцов раскаленный кусок металла, кладет на наковальню и с силой бьет по нему, и так и эдак поворачивая его уверенными спокойными движениями. Мулагеш видит, что кузница устроена с умом: у Рады здесь очаг, и топка, и фурма, и мехи, а вверху – вентиляция, которая явно выходит в дымовую трубу. Плюс по углам есть еще отверстия для проветривания – в кузне даже чувствуется сквозняк, когда горячий, активный воздух вытекает наружу, а внутрь поступает холодный и зимний.
Мулагеш оглядывает дюжины готовых мечей: а ведь Рада заперта здесь в темноте вместе с покойниками.
Мулагеш делает шаг вперед, не отпуская глазами молот в руках у Рады:
– Рада, остановись.
Рада замирает на секунду, а потом продолжает отбивать кусок металла на наковальне.
– Я сказала, остановись!
Рада переворачивает кусок, осматривает его и кладет обратно на угли. Голос у нее тихий и мягкий:
– Нет.
– Положи молот!
– Нет.
Она снова подцепляет щипцами металл, кладет на наковальню и принимается бить по нему молотом.
– Рада, я выстрелю!
– Стреляйте, – спокойно говорит Рада. – Стреляйте. Убейте меня.
Еще один звонкий удар.
– Мне все равно.
– Я знаю, что ты задумала. Я побывала в Городе Клинков, Рада! Я все видела!
Молот уже не так быстро стучит по наковальне. Но тут Рада отвечает:
– И что? Какая теперь разница? Как это может остановить начатое? Ну вот, вы все знаете. Ну и что?
И она задумчиво смотрит на молот.
– Никогда я не чувствовала себя такой живой… Ты знала это? Все, что тяжким грузом лежало на сердце, все, что не давало мне говорить… Все это развеивается с каждым ударом молота…
И Рада снова поднимает молот и начинает бить им по металлу.
– Да к демонам все, – бормочет Мулагеш.
Она кладет «карусель» в кобуру и делает шаг вперед. Рада оборачивается, потрясая молотом, но по ней видно, что она не знает, что с ним делать, – похоже, она действительно не ожидала да и не хотела конфликта. Мулагеш хватает Раду за запястье своей правой рукой, разворачивает ее и со всей силой бьет под правое колено.
В колене Рады что-то влажно щелкает. Крича от боли, она падает на пол, молот со звоном ударяется о наковальню. Мулагеш даже не смотрит в ее сторону. Она идет к стойке с мечами и начинает хватать их и кидать на угли.
Рада перестает кричать – теперь она смеется. И поднимает свою металлическую маску. Перепачканное пеплом лицо ее совершенно безумно, но это совсем не та маленькая робкая женщина, которую Мулагеш видела последние недели.
– Ты действительно считаешь, что это поможет? Думаешь, сможешь их таким образом уничтожить? Ну разве что за несколько недель… Генерал, уже слишком поздно.
– Ты отправилась на Клыки Мира, не правда ли, Рада? – говорит Мулагеш, раздувая мехи. Мечи раскаляются, но не до нужной температуры. – Взяла лодку, может, наняла кого-то из горцев. Ты нашла меч Петренко. Он перенес тебя в Город Клинков, чтобы ты смогла учиться у него. Но Страж отказала тебе, потому что ты не была достойна Города.
– Да, я не убивала, нет, – тихо говорит Рада. – Но я знаю смерть. Прекрасно знаю. Мы всегда вместе, как вам, генерал, отлично известно.
– Тогда какого демона ты лишний раз зовешь ее в мир? – рычит Мулагеш. – Ты испытывала свои мечи на невинных людях в деревнях! Ты сидела и смотрела, как люди убивали своих близких!
– Я должна была убедиться, что это сработает, – все таким же тихим мягким голосом отвечает она. – Я должна была знать, что мечи скованы правильно, что они имеют связь с Городом Клинков. Их так трудно делать…
– Сработает? С ума рехнуться! Ты еще и туннель в тинадескитовые шахты прокопала, ты воровала его, чтобы сковать эти мечи! Проклятье, ты такая хитрая, Рада, но ты что, сдурела? Не понимаешь, к чему это ведет? Ведь эти твари перебьют не только сайпурцев, но и континентцев!
– Конечно, понимаю, – говорит Рада. – Естественно, понимаю.
– Тогда почему ты делаешь это, ради всех морей?
– Почему? – Теперь ее голос звучит истерично громко, Раду явно раздирают противоречивые эмоции – она и злится, и смеется одновременно. – Почему? Вы хотите знать почему?
– Да, демоны тебя забери! Хочу!
– Потому что одно дело – когда тебя завоевали и ты потерял страну, – вдруг начинает кричать Рада, – и совсем другое – утратить вечность!
Мулагеш молчит – от Рады она не ожидала такой вспышки гнева.
– Вы можете себе это вообразить, генерал? – кричит Рада. – Можете себе представить, каково это – долгие дни лежать под завалом рядом с трупами всех твоих близких, обонять смрад их разлагающихся тел, видеть, как течет их кровь? Чувствовать, что они тут, рядом, в темноте, холодные и липкие? Можете представить себе, каково это – вырасти в страхе, что, когда погасишь свет, они к тебе придут! Ложиться спать каждую ночь и ждать, что вот ты протянешь руку и нащупаешь рядом с собой холодное, мокрое лицо, усы и брови и поймешь, что это некогда было твоим отцом? Что от него остались лишь плоть и кости и более ничего.
Рада смотрит на Мулагеш, лицо ее искажено яростью.
– А теперь представьте себе, каково узнать, что раньше было иначе! Раньше были открыты посмертие, небеса! Раньше моя семья была бы в безопасности! Раньше мертвых почитали, любили и уважали! Когда я взяла в руки меч Петренко, я увидела это! Я увидела, что раньше ожидало нас, и поняла – все поняла! Поняла, что у нас отняли! Что одним ударом посмертие, которое с такой любовью обустраивали для нас, было уничтожено! Все пропало, и бесчисленные души оказались во тьме безо всякой надежды! Вы понимаете, что ваша страна сделала с нами, генерал? Вы понимаете, что во время Мига пострадали не только живые, но души на небе? И все люди, погибшие во время Мирградской битвы, они умерли дважды! Один раз – в этом мире, и еще один – когда они не сумели попасть в приготовленное для них посмертие!
