Турин с секундным запозданием слышит чьи-то шаги. А вот это необычно: с тех самых пор, как майор Хуккери настоял на том, чтобы ее бросили сюда, ее оставили в покое – разве что давали еду и выносили ночной горшок. Они в целом относились к ней как к бомбе, которая может в любой момент взорваться, и в том нет их вины. Поэтому интересно, кто это набрался храбрости прийти к ней?
Мулагеш смотрит, как этот кто-то подходит к решетке камеры. И хотя в коридоре темно, судя по звону медалей и лентам на груди, это кто-то весьма высокопоставленный. На самом деле на свете есть лишь один человек, который получил столько наград.
Она чуть подымает голову:
– Нур?
Генерал Ади Нур наклоняется вперед, и на лицо его падает узкий луч света. Это он, да, вот только кажется, что он на тысячу лет постарел после того, как они встречались в последний раз.
Он улыбается:
– Здравствуй, Турин. Можно мне войти?
– У меня есть выбор, сэр?
– Если таково твое желание – да, есть.
Она кивает и встает по стойке «смирно». Он отпирает дверь и заходит внутрь.
– В этом нет необходимости. Вид у тебя такой, что врагу не пожелаешь, я не буду тебя мучить.
Он садится на койку у другой стены камеры.
– Присядешь?
Она садится. Думает. А потом спрашивает:
– Сэр, зачем вы здесь?
Он снова улыбается, но на этот раз с горечью:
– Когда Бисвал сообщил министерству о нападении Жургута на город, это имело далеко идущие последствия. Я тогда находился в Таалвастане. Премьер-министр рекомендовала мне немедленно сесть на корабль и отправиться сюда как можно скорее. И только на борту судна она… посвятила меня в детали операции. Непростое дело тебе поручили…
Он очень внимательно смотрит на нее.
– И судя по тому, что все говорят, либо ты устроила здесь переполох, либо тут все закрутилось еще до твоего прибытия, и тебе пришлось разбираться с уже сложившейся критической ситуацией.
Мулагеш молчит. Нур снова окидывает ее взглядом, и она знает этот взгляд: она сама так часто смотрела на солдат под своим командованием.
Он снимает фуражку и кладет на колени.
– Расскажи мне все, как оно было, Турин. Хорошо? – тихо говорит он.
Она колеблется. Проще всего запереть случившееся внутри и задвинуть в самые потемки – подальше от дневного света. Но она не успевает додумать эту мысль, потому что начинает говорить.
Она рассказывает все как есть. Она описывает все единственно известным ей языком донесений: сухо, официально и клинически точно. Он так внимательно слушает, что даже не шевелится.
Когда она замолкает, он некоторое время не говорит ничего. Потом тихо отзывается:
– Вот это сюжет…
Она сглатывает:
– Это правда, сэр.
– Я знаю. Я верю тебе.
– Вы… вы верите мне?
– Да. Ты никогда мне не лгала, Турин. И ты никогда не пыталась вывернуться с помощью полуправд и умолчаний – хотя, признаюсь честно, иногда мне хотелось, чтобы ты это сделала. И, может, ты позабыла, но я прибыл в Мирград буквально через несколько дней после битвы. Я знаю эту страну так же хорошо, как и ты.
– Я не сомневалась, сэр… Просто… просто генерал Бисвал…
Нур поджимает губы и кивает.
– Да. Бисвал. Я говорил с майором Хуккери и с одним офицером, который, с моей точки зрения, отличился в этом бою, капитаном Сакти. Составленные ими описания действий Бисвала выглядят не столь фантастично, как ваши, но… близки к этому. Похоже, Бисвал по-разному информировал своих офицеров касательно того, что происходит, пытаясь таким образом заручиться их поддержкой в своем безумном желании развязать новую войну. Это уже причина для того, чтобы не доверять его словам. Кроме того, по моему личному мнению, его пребывание здесь в качестве командующего, пусть и краткое, едва не оказалось гибельным по своим последствиям.
– Это не оправдывает солдата, который убил старшего по званию, сэр.
– Нет. Не оправдывает. Но поскольку мы обнаружили в комнатах Бисвала фрагменты мечей, которые ты описала, я нахожу, что у тебя были серьезные причины поступить так, как ты поступила.
– Фрагменты, сэр?
– Да. И мечи, и столь бережно хранимые ЮДК статуи… скажем так, рассыпались. Если ты права – если эти чудеса работали только потому, что их поддерживала в существовании воля мертвых, которые жаждали увековечивания, – тогда похоже, что их сила иссякла. И тинадескит тоже больше не выказывает никаких необычных свойств. Он стал простой пылью.
Генерал Нур поворачивает фуражку в руках, щупая околыш.
– Если эти мечи – проклятье, ненавижу обсуждать такие вещи, – если эти мечи притянули сюда флот и Бисвал, ничего не делая, позволил этому случиться, – что ж, какие бы ни были у него причины, это важная улика, однозначно свидетельствующая о его виновности. То, что ты смогла разрешить эту кризисную ситуацию – каким бы образом ты это ни сделала, – замечательно.
Он взглядывает на нее:
– Наверное, я пожалею об этом – ибо ненавижу, как уже сказал, говорить о чудесном, – но… как ты это сумела сделать? Ты просто бросила в них меч?
Она качает головой:
– Этот меч… он был как символ, сэр, воплощенная в реальности идея, а может, и несколько идей. Он представлял собой знак их завета – они будут солдатами Вуртьи, а она взамен подарит им вечную жизнь и последнюю битву. Так что пришлось… переписать соглашение.
– И как же?
В глазах ее появляется стальной блеск:
– В моих глазах они не были достойны звания солдата, сэр.
– А раз так… у тебя более не было обязательств перед ними касательно войны… – говорит Нур. – Хм. Сейчас-то это кажется простым и ясным, но… Впрочем, нет, и сейчас не кажется простым. Я мало что понял. – Он вздыхает. – Я восхищаюсь премьер-министром, но мне не доставляет никакого удовольствия анализировать всю эту божественную чушь и жуть. Но я рад, что она послала именно тебя. Предусмотрительно с ее стороны.
– Я не была одна, сэр. Главный инженер Харквальдссон оказала мне неоценимую помощь, и… и…
– Да. – Лицо Нура темнеет. – Довкинд. – Он долгое время молчит. – Это правда, что он убил тех солдат?
Мулагеш кивает.
– Если он был твоим другом… если он действительно помог тебе… так почему ты не соврала? Зачем ты в этом призналась?
– Только трусы, сэр, лгут относительно того, как погиб тот или иной солдат, – отвечает Мулагеш. – Это против чести. Да, мне тяжело в этом признаваться, но нужно говорить правду. Он… он совершил это в состоянии аффекта. Они только недавно убили его дочь…
Она замолкает.
