– Прощай, Сигню, – тихо говорит она.
Они с Нуром разворачиваются и медленно идут к волнолому, что протянулся рядом с Солдой. Рабочие торжественно отдают ей честь, на лицах их играют золотистые отблески лампад, которые они держат в руках. Она отдает честь им и поворачивается к реке.
Сколько раз ей уже приходилось делать это? Сколько раз ей уже приходилось хоронить чьих-то детей?
Она смотрит на реку. Лем опускается на колени, зажигает свечу, что-то шепчет и перерезает веревку. Лодочка слабо покачивается и медленно плывет вниз по реке, набирая скорость, когда ее подхватывает слабое течение. Мимо Мулагеш она проходит уже довольно быстро, но она успевает разглядеть бледное лицо Сигню.
Она подождет. Пусть Сигню увидит как можно больше, пусть посмотрит на свою стройку. А потом она, Мулагеш, сделает то, что должна.
Лодочка проплывает мимо волнолома, затем дрейфует под кранами, склонившимися над темной водой. Мулагеш смотрит на горизонт. Далеко-далеко, в полумиле от маяка, она различает крохотный парус. Или ей так кажется…
Он там. И он все видит…
Она опускается на колени, кладет винташ на волнолом – левая рука ее все еще не оправилась после поединка с Панду – и берет на мушку лодочку с блестящим стеклянным стаканом на носу.
Винташ подпрыгивает у нее в руках. Вспыхивает искра – и лодку мгновенно охватывает пламя. Через несколько секунд она уже ярко горит чистым желтым огнем. И уплывает в море.
Пламя все удаляется, и тут слышится странный звук. Он похож на шум прибоя или даже рев – сначала тихий, потом он крепнет и становится все громче и громче по мере того, как лодка уходит дальше в море. И тут Мулагеш понимает: это дрейлинги, они кричат, кричат с маяка, кричат с волнолома, и вот уже вокруг нее все кричат – и клич этот все длится и длится.
В этом крике нет горя, боли, печали – это скорее победный клич, клич прощания, возглас любви, любви, которая не перестает, которой неведомы препятствия и запреты.
Когда все заканчивается, они с Нуром шагают обратно в крепость.
– Ты думаешь, что-то изменится, Турин? – спрашивает он. – Ты действительно думаешь, что вуртьястанцев можно цивилизовать?
Она пожимает плечами:
– А что вуртьястанцы? Я не уверена, что мы себя цивилизовать сумеем…
* * *
Сигруд лежит в темноте на люке яхты. Сон бежит от него. Волны безжалостно подбрасывают кораблик, но он быстро привык двигаться вместе с волной и крупной океанической зыбью. Этим утром он успел счастливо разминуться со штормом – к счастью, потому что он сомневался не только в своей единственной руке, но и в прочности паруса. Он даже отдаленно себе не представляет, как его дочь смогла довести это суденышко до Клыков Мира.
Он примерно прикидывает, сколько сейчас времени. А потом переваливается к крошечному иллюминатору, облизывает палец и начинает писать на стекле.
Окошко затягивает инеем, затем тот исчезает, оставив после себя фигуру женщины за письменным столом. Женщина сидит и смотрит на лист бумаги у себя в руках.
Выглядит она постаревшей и измученной, однако чувствуется в ней смутно какое-то благородство. В целом вид у нее такой, что она готова в любой момент заговорить, но больше не верит в то, что она сейчас скажет.
Шара Комайд смотрит на него, потом вскидывается:
– Сигруд? Сигруд! Что ты… о силы, ты ужасно выглядишь.
– Здравствуй, Шара, – хрипло отвечает он.
К его удивлению, она берется за края картинки и уносит ее с собой. Видимо, он по ошибке выглянул из ее зеркала, а не из окна.
– Не делай так больше, Сигруд. Ты не можешь со мной связываться, не сейчас. Тебя разыскивают! Все и повсюду! И я не могу вмешаться в это дело!
– Я знаю, – отвечает он. – Я… я просто хотел поговорить с тобой.
Она относит его в спальню и ставит на тумбочку. Там сейчас вечер. За ее спиной – кровать с балдахином, занавеси на ней задернуты.
– Мне… мне очень жаль, что так получилось, Сигруд. Твоя дочь… Она не имела никакого отношения к миссии, с которой я отправила туда Мулагеш, это просто совпадение, что они оказались в одном городе. С тобой все в порядке? Ты в безопасности. Не говори мне, куда ты направляешься.
– Я не буду. Я… я в порядке. И не могу тебе сказать, куда направляюсь, потому что сам не знаю. Но я бы прислушался к твоим советам. Шара… что мне делать?
– Боюсь, Сигруд, тебе придется залечь на дно. Мне очень жаль, но… Я больше не имею такого влияния на армию. Если я заговорю о тебе после того, что я уже наделала, – это создаст серьезные проблемы.
– Значит, на дно залечь, – говорит Сигруд.
– Да. Ты должен бежать. И спрятаться. Стать кем-то другим. Смени имя, только на новое, прежние не используй. Это надолго, Сигруд.
– Надолго?
Она кивает:
– Увы, но это так. Ты убил пятерых солдат, Сигруд. Убил зверски, причем во время одного из самых тяжелых военных эпизодов в сайпурской истории. Те, кто стоит у власти, – или те, кто вот-вот придет к власти, не простят тебе этого.
– Значит, – тихо говорит Сигруд, – я опять один. Снова.
– Мне очень жаль. Соединенные Дрейлингские Штаты не смогут тебе дать убежище. Они финансово полностью зависят от Сайпура, плюс еще идет расследование того, что случилось в гавани. Я уже говорила с твоей женой о… в общем, о том, как ей дистанцироваться от этого инцидента.
– Как ей дистанцироваться от меня, – говорит Сигруд. – От меня.
– Да, от тебя.
Он вздыхает.
– Когда я приехал в Вуртьястан, то больше всего хотел, чтобы меня все оставили в покое, я хотел, чтобы все, связанное с властью, оказалось позади. Но теперь… когда это и вправду нужно сделать… – Он прикрывает глаза и качает головой, едва сдерживая слезы. – Я так хочу снова увидеться с семьей.
– Я знаю, – говорит Шара. – Когда это станет возможно, я сделаю все, что в моих силах. Мне очень жаль, Сигруд. Очень жаль.
Он шмыгает носом и утирается.
– А ты… ты знала о мечах? О Вуртье? О Городе Клинков?
– Нет, не знала. Я считала, что в форте Тинадеши не все ладно, что там процветают коррупция и нарушаются законы. Но я даже предположить не могла, что все это выльется вот в… это.
– В таком случае я должен спросить… Зачем ты послала туда Мулагеш?
– Зачем? Что ты хочешь этим сказать – зачем?
– Я хочу сказать… Я ведь хорошо знаю тебя, Шара. Затевая игру, ты никогда не рассчитываешь на короткую партию. Ты всегда действуешь с прицелом на будущее. Так почему Мулагеш? Зачем тебе посылать в Вуртьястан генерала на пенсии, если речь идет о простой коррупции?
Шара глубоко вздыхает:
– Хорошо. Если тебе действительно нужно знать… Ты, конечно, в курсе, что мне еще недолго оставаться на этом посту?
