И он снова обратил свой взгляд на гряду холмов перед ними.
– Сэр?
– Да?
– Вы говорили, что у нас есть три опции. Какова третья?
– Да, я так сказал. – И он втянул воздух сквозь зубы. – Вы знаете, что поддерживает противника, лейтенант? Почему они так крепко держат свои позиции?
Она была слишком умна, чтобы отвечать на риторические вопросы командования.
– Не знаю, сэр.
– Фермы, – проговорил Бисвал. Он подошел к дереву, оперся на него спиной и посмотрел на крохотный хутор далеко в долине. – Провизия и фермы. Мы сейчас в самой середке хлебной корзины Континента, Мулагеш. Конечно, мы оказались здесь случайно, но мы здесь. – Он примолк на мгновение. – Есть много способов выиграть войну. А это война – не между армиями, а между странами. – Он поджал губы, вздохнул и покачал головой. – Во имя всех морей, ну что это будет за война…
– Вы предлагаете нам…
Он обернулся к ней через плечо:
– Продолжайте, лейтенант.
– Вы предлагаете нам драться с мирными жителями?
– Я предлагаю уничтожить их фермы, инфраструктуру, их ирригационную систему. Забрать то, что нам нужно для выживания, а остальное уничтожить. Продвинуться к следующему пункту, сделать то же самое. Мы отрежем их от поставок продовольствия. Это отвратительно, не спорю.
Бисвал посмотрел на нее, и она поняла: он хочет, чтобы она вынесла какое-либо суждение. Что-то сказала. Возможно, одобрила его предложение. А между ними висела так и не высказанная, но подразумеваемая правда: сейчас они воюют с теми, кто некогда держал их в рабстве.
Но она сумела лишь выдавить:
– Мы умираем, сэр.
Он кивнул:
– Да.
– Умираем от голода.
– Да.
– Я думаю, что мы все равно умрем. Что бы мы ни делали.
Он долго молчал. Потом сказал:
– Да. Я согласен.
– Тогда я делаю такой вывод, сэр, если не будет слишком смело с моей стороны. Почему бы нам не попытаться и не выполнить свой долг, – тихо сказала она. – Продержимся, сколько продержимся.
Он кивнул и снова отвернулся, глубоко задумавшись. А потом сказал:
– Соберите людей. Сколько сможете. Прочешите лес, прочешите холмы. Найдите всех выживших. Завтра утром мы выступаем.
Он вытащил подзорную трубу и навел ее на хуторок в долине.
– Мы подойдем с юго-запада, через лес. Идти придется медленно, но зато мы застанем их врасплох. И будь оно все проклято, Мулагеш… – Он быстро убрал от глаз подзорную трубу и крепко вцепился в нее, словно в мыслях своих душил кого-то. И она поняла – Бисвал в ярости. – Если… если мы возьмемся за это, нужно все делать правильно. Мы будем действовать… мирно. Организованно, дисциплинированно. Никаких потерь – только если они окажутся неизбежны. Я не позволю проливать невинную кровь – даже континентцев. Естественно, мы не тронем женщин и детей. Мы солдаты – не мародеры, мы преследуем стратегические цели. Это понятно?
– Совершенно понятно, сэр.
– Как вы полагаете, мы сможем это сделать?
– Да, сэр.
– Тогда выполняйте приказ, лейтенант. Можете идти.
Она отдала честь и быстро пошла по лесу прочь.
* * *
Мулагеш лежит на кровати в штаб-квартире ЮДК: голова как в тумане и кружится, но она вспоминает тот момент и понимает: вот какие безумные обещания мы даем, лишь бы оправдать худшие свои решения.
Тело наливается тяжестью, руки-ноги немеют, и лишь одна мысль настойчиво стучится в голове.
Что-то не так с тем, что она сегодня наблюдала.
Эти трупы на ферме… Где-то она такое уже видела. Где-то такое видела…
Континентская глубинка, трупы. Да. Такое она видела не раз.
«Но все же. Нет. Нет. Я видела эти тела совсем недавно, сегодня, перед тем, как ехать на ту ферму…»
А ведь да, так и есть.
Мулагеш пытается сесть, но тело ее не слушается. Она изо всех сил тянется рукой за папкой – ничего не выходит. Только задевает и роняет с тумбочки бумаги. А потом проваливается во тьму.
«Не забыть. Не забыть бы…»
* * *
Утром Мулагеш просыпается с ощущением, что глаза замазаны подсохшей грязью. Очень долго она не может понять, где находится. И почему рука болит. Что у нее с головой, проклятье… Она с трудом садится и трет лицо – на большее сил не хватает.
– Никаких побочных эффектов, конечно, – бормочет она.
Еще и поверила в эту чушь.
Все тело болит: спина, ноги, руки. А ведь могла бы принять бо́льшую дозу и вовсе скопытиться.
И тут ее озаряет.
– В бога в душу! – говорит она.
Хватает папку и несется к двери.
Телефон ЮДК занят: идут работы в гавани, дел невпроворот. Еще дольше она ждет, пока сержант подзывает капитана Надар.
– Что надо? – Надар даже не пытается быть любезной. – Что вам нужно? И кто вы?
– Это генерал Мулагеш. Слушайте, до меня дошло. Ну, насчет тел на ферме.
– Ага. – Надар откашливается, недовольство сменяется официальным тоном. – Да, генерал?
– Мы видели их раньше. Обе мы их видели. В тот же день. Мы видели их до того, как поехали на ферму.
В трубке повисает молчание.
– Что?! – после паузы, вне себя от изумления, восклицает Надар.
– Я кое-какие наброски Чудри перерисовала, – говорит Мулагеш, перерывая документы в папке. – В одном углу я видела это, только не могла понять, что это значит. Оно выглядело словно куриные крылышки, наколотые на шампур, – что-то вроде этого. Но это никакие не крылышки. Это человеческие тела. Над ними точно так же надругались!
Дрейлингский прораб, говорящий по соседнему телефону, медленно поворачивается к ней и смотрит круглыми глазами.
– Что вы хотите сказать, генерал? – спрашивает Надар.
– Я хочу сказать, что Сумитра Чудри нарисовала эту сцену до того, как все вчера случилось! А ведь рисовала она несколько месяцев тому назад. Выходит, она предсказала произошедшее!
– Но как? Как такое возможно?
– Я не знаю. Но этот рисунок у меня перед глазами, я на него смотрю.
– Но Чудри сошла с ума! Может, это какое-то совпадение?
– Ничего себе совпадение! Ритуально обезображенные тела на рисунке, потом на ферме ритуально обезображенные тела! Это слишком даже для безумицы…
Дрейлингский прораб аж вспотел и отодвинулся от нее на всю длину телефонного провода.
– Так что же вы предлагаете?
– У вас наверняка нет времени, а у меня есть, – говорит Мулагеш. – Я хочу поехать туда, где было совершено первое убийство, и посмотреть, как там и что. Если Чудри действительно связана с этим, мы должны узнать как.
