И тут Сигню ведет себя очень интересным образом. Она не делает ничего. Не поджимает губы, не заламывает бровь, даже зрачки не шевелятся. Даже дыхания не видно.
Наконец она глубоко затягивается сигаретой и говорит:
– Ну это просто смешно.
– Естественно, – и Мулагеш рассматривает ее. Сигню встречается с ней взглядом: холодные голубые глаза за завесой дыма даже не смаргивают. – Поэтому обсудите вопрос с безопасниками. Вам немедленно надо приняться за дело. А когда закончите, поговорим дальше. Нам есть о чем побеседовать.
– Неужели?
Сигню морщит нос, глядя, как Мулагеш запихивает в рот половину копченого рыбного филе.
– Мне невероятно сложно было убедить вас пообщаться, – говорит Мулагеш. – Так что я так просто вас не отпущу.
* * *
Сначала Мулагеш боится, что Сигню не вернется. И тут ее трудно в чем-то винить: обеспечение безопасности – серьезная проблема. Но, к облегчению Турин, Сигню приходит ровно тогда, когда Мулагеш заканчивает есть.
– Итак, – говорит Сигню. – И о чем же вы хотели со мной побеседовать?
Мулагеш вытирает рот салфеткой.
– О Вуртье.
– Что?
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Вуртье.
– Вуртье? Но почему?
Она открывает папку и пододвигает ее Сигню.
– Потому что вот это вот было нарисовано на стенах комнаты Чудри. Я не художник, но… Вы теперь можете оценить ее состояние.
Сигню перебирает рисунки с весьма тревожным видом:
– Значит, она… она нарисовала это на стенах?
– Да, – подтверждает Мулагеш.
– Что ж… Я говорила, что она была какой-то странной. А вообще, раньше за это и арестовать могли. До того, как Комайд стала премьер-министром.
– Но теперь вы можете обсуждать это, – отвечает Мулагеш. – И вы вуртьястанка. В каком-то смысле. Ну так что? Давайте побеседуем?
Не отводя глаз от рисунков, Сигню вынимает из пачки сигарету, зажигает спичку и прикуривает. Движения ее плавны и давно отработаны.
– Хм. Ну ладно. Интересно, что вы это сейчас мне принесли. Похоже, мисс Чудри общалась с бо́льшим числом моих сотрудников, чем я думала. Один из наших топографов, прочитав мою ориентировку, пришел ко мне. Она говорила с ним, была очень мила, хотя он не знал, кто она. Я даже допускаю, что он немного влюбился. Впрочем, она из агентов министерства, а значит, была умелым манипулятором.
Мулагеш мрачно вздыхает – да уж, тут Сигню попала в самую точку.
– Так или иначе, но она расспрашивала моих людей на предмет геоморфологических характеристик берега. Я это уже вам говорила. И я не знаю почему, но она обсуждала это с топографом.
– И?
– Чудри сказала, что разыскивает какое-то захоронение. Или то, что от него осталось, малейший знак того, что эта могила существует. Топограф, разумеется, ничего о захоронении не знал. А я знаю.
– Зачем Чудри понадобилась эта могила?
– Вопрос сложный. Сложнее, чем вы думаете. Это все связано со смертью, историей и жизнью после смерти.
И она стряхивает сигарету в чашку с остывшим кофе.
– В самом начале, когда Божества только стали проявляться в мире, Вуртья была чем-то из ряда вон выходящим.
– В вас случайно не местечковая гордость говорит?
– Нет, нет. Я училась в Фадури. И они подтвердили, что Вуртья первой из всех Божеств мобилизовала своих почитателей – причем мобилизовала для нескончаемой череды войн. А это непросто, как вы можете понять. Она требовала, чтобы ее адепты тренировались месяцами, а потом оставили свои дома, отправились в неведомые земли и – скорее всего – приняли там смерть. Так что она создала то, что ни одно Божество не делало, – посмертие.
– Да ну? Я думала, у каждого Божества было такого навалом – дюжина адов, раев и чистилищ, в которых мог оказаться человек после смерти, разве нет?
– К концу, да, один Колкан наделал что-то вроде сорока адов для своих последователей. Но Вуртья была первой и, в отличие от других Божеств, ничего не меняла: данное ей посмертие существовало более тысячи трехсот лет – или дольше – ее правления. Если человек становился ее адептом, если пролил кровь – свою или чужую, ей было все равно – так вот, если адепт умирал, то после смерти его душа на корабле переправлялась через океан на белый остров. Там Вуртья собирала всех своих последователей. Это место называлось Город Клинков.
– Я думала, Вуртьястан был Городом Клинков. Сейчас его так все называют.
– Их издавна путают, – объясняет Сигню. – Путешествующие вуртьястанцы так много об этом говорили, так стремились попасть в посмертный Город Клинков, что континентцы решили, что они описывают свой родной город. И это имя за ним закрепилось.
Мулагеш, ворча себе под нос, записывает и это.
– А когда бы она собрала на острове в Городе Клинков самых преданных и праведных, все самые могучие души, то они поплыли бы через океан в смертные земли, причем каждый вернулся бы «туда, куда пал их меч». Где они погибли в бою. Во всяком случае, так рассказывают. И они должны были развязать войну против всего мира, обрушив небо, и звезды, и солнце, истребить даже море – пока все творение не будет уничтожено. Они называли это Ночью Моря Клинков.
– Подождите-подождите, – машет рукой Мулагеш. – Вы хотите сказать, что другие Божества смирились с этой угрозой?
Сигню пожимает плечами:
– Вуртья создала свое посмертие, когда Божества еще не объединились. Что ж, такие идеи весьма притягательны. Их нельзя просто так взять и забыть. Это традиция. А традицию трудно отменить, даже если мир вокруг тебя поменялся. Вуртья и ее адепты заключили между собой завет, обетование. А Вуртья и ее последователи очень серьезно к такому относились. В этом Вуртья снова отличается от других Божеств – за исключением Олвос, ни одно Божество не снисходило к смертным и не заключало с ними равноправный союз. А может, она отдала себя им, словно это посмертие было и для нее тоже, словно бы она создала его из себя, из своего тела. Все это не очень ясно – но с Божествами всегда не очень ясно.
– А при чем здесь тогда могила?
– Чисто теоретически где-то тут – место захоронения вуртьястанцев. Всех, сколько их там было.
Мулагеш присвистывает:
– Это, небось, такая могила, которую ни с чем не спутаешь.
– Есть такая мысль, да. В поэме «О Великой Матери Вуртье на Клыках Мира» кладбище описывается как заполняющее собой всю середину мира. Может, так оно и есть. Поэты всегда преувеличивают, как я по опыту знаю. Но представьте себе – обнаружить могилу времен чтящей смерть культуры! Я думаю, это будет серьезным открытием для тех, кто интересуется историей Континента.
– Но… но почему Чудри-то ее искала? – удивляется Мулагеш. – Какое отношение могила имеет… ну, ко всему этому?
