Они едут в молчании. Вот если бы она больше знала о Божествах… Интересно, это дело рук Вуртьи, что у нее начала… память кровоточить? Что там такое внизу, что оживляет образы, видения, в которые люди проваливаются и либо становятся свидетелями ужасов, либо проживают страшные события заново?
Сорокопутка подлетает к проволочному заграждению и накалывает безголовый трупик полевой мышки на один из шипов. Перед глазами тут же возникают обезображенные трупы, насаженные на колья. И тинадескит в лачуге угольщика.
Какая между ними связь? И какое отношение имеет к этому тинадескит?
– Я ведь бо́льшую часть времени в Вуртьястане чем занимаюсь, генерал? – говорит меж тем Панду. – Людей вожу. Но вы знаете, это все равно самая необычная из моих поездок…
Мулагеш не отвечает, но про себя думает, что совершенно со старшим сержантом согласна.
* * *
К 18:00 вечера генерал Турин Мулагеш – удостоенная Нефритового пояса, кавалер Жемчужного ордена каджа, Звезды Кодура и Почетного Зеленого сердца – находится в состоянии сильного алкогольного опьянения. Она бродит среди скал к северу от Вуртьястана с полупустой бутылкой вина, а желудок ее протестует против мерзких зелий, которые она купила в какой-то лавке в городе.
Она здесь, впрочем, не одна: вдоль узкой тропинки милуются влюбленные, бродят ворчащие пьяницы, молчаливые люди с пустыми глазами сидят около жалких палаток. Она обгоняет опирающегося на трость старика. Тот смотрит на вечернее небо. Она спрашивает, что тут делают все эти люди. В ответ он лишь обводит кругом море и холмы и продолжает молча смотреть в небо.
Безлюдные места привлекают одиноких людей. Она идет дальше на север, форт остается у нее справа. Такие места отзываются в нас эхом, и мы принуждены его слушать…
Мулагеш все идет и идет дальше, мимо жалких палаток, мимо парочек, лежащих на шкурах, мимо человека, который тихо плачет в тени тоненького голого деревца. Она большим глотком отпивает из бутылки и пытается убедить себя, что вино ее согревает. И идет дальше.
Наверное, она еще не отошла от Желтого похода. «Мы с Бисвалом до сих пор бредем по этой грязи, не выпуская из слабеющих рук знамя…»
Она делает еще один глоток. Вина почти не осталось. Она не помнит, где взяла бутылку. Жаль только, что лишь одну…
Мулагеш практически вслух перечисляет все эти знакомые названия: «Вореск, Моатар, Утуск, Тамбовохар, Сараштов, Шовейн, Джермир и еще…»
– …и еще Каузир, – говорит она.
Городок практически у самых ворот Мирграда.
Да, она до сих пор помнит названия этих городков. И знает, что никогда не сумеет забыть. Они записаны внутри ее черепа. Даже в могиле она будет их помнить, хотя самих городков уже не существует. Ибо Желтая рота пришла в каждый из них во время Лета Черных Рек. И каждый дом, каждое здание, каждая ферма, любой след цивилизации в этих городках был предан огню.
Она смотрит на море и вспоминает.
* * *
Бисвал раз за разом повторял: у нас тут цивилизованная, стратегически обоснованная миссия – отъем провианта, уничтожение ресурсов.
– И только это, – повторял он. – Мы сожжем фермы, и континентская армия ослабеет без поставок провианта.
Однако очень скоро вести цивилизованную войну стало сложно. Желтая рота приказывала жителям городков эвакуироваться, но те не желали смирно покидать свои дома. И они не собирались стоять и смотреть, как Желтая рота сжигает их жилища – да что там, любой след их жизни. Континентцы кидались в бой: мужчины, женщины, дети сражались за свои городки. А Желтая рота сражалась с ними.
Мулагеш помнит, как лежала среди колосьев пшеницы и целилась из арбалета в окно на втором этаже фермерского дома. Прямо под окном на земле истекал кровью один из ее солдат. Маленькая стрела торчала у него под ключицей, и он одной рукой теребил ее, пытаясь вытащить. Она ждала, ждала, и тут в окне появился человек с коротким луком.
Девочка. Лет тринадцати. Мулагеш не стала приглядываться, потому что палец ее уже нажал на спусковой крючок, посылая восемь дюймов стали той прямо в сердце. И девочка…
Упала. Как будто не было ее никогда.
Она не помнит, что сталось с раненым солдатом. Умер, наверное. Поначалу они несли большие потери. А потом, на подходе к Сараштову, Желтая рота перестала выдвигать континентцам требования сдаться и эвакуироваться. Она стала нападать без предупреждения. Слишком многих они потеряли от рук жителей, которые встречали их топорами и стрелами. И плевать, что стреляли дети. Желтая рота налетала на городки по ночам, поджигая соломенные крыши и угоняя скот, пока люди метались между домами как безумные.
Из зданий, шатаясь, выбирались люди в горящих ночных рубахах, делали последние шаги, покачиваясь, как изуродованные куклы. Животные верещали, когда Желтая рота гнала их по улицам, чтобы зарезать к ужину. Она помнит, как они резали и резали скотину, которая отставала от стада. Резали и бросали гнить на земле. И мухи – мухи вились над ними роями. Лучше зарезать и бросить, пусть гниет. Зато не достанется континентцам.
Перед глазами вдруг встает картина: обезумевший от ужаса конь налетает на детские качели и виснет, запутавшись в цепях и задыхаясь. Огромное, красивое животное бьется в мучительной агонии, копыта беспомощно колотят по грязи. А она и остальные солдаты Желтой роты идут себе мимо как ни в чем не бывало.
За три недели они разорили восемь деревень. И вот, когда уже пошел слух о бандитствующей в самом сердце континентских угодий роте сайпурцев, деревни быстро опустели.
К тому времени, как Желтая рота вышла к воротам Мирграда, в городе постепенно уяснили, что Бисвал и его люди в одиночку сумели уничтожить две трети припасов всего за несколько недель. Если осада начнется прямо сейчас, они продержатся всего-то считаные дни. Им оставалось только надеяться, что континентская армия вернется и изничтожит бандитов.
И надежда эта почти оправдалась – со стен заметили приближающуюся континентскую армию. Однако солдаты возвращались вовсе не затем, чтобы сокрушить Желтую роту, – они спешно отходили, а генерал Пранда уже наступал им на пятки. Все эти недели континентские солдаты наблюдали столбы дыма к северу от своих порядков и понимали, что сайпурцы жгут их дома. Солдаты дезертировали толпами, и боевой дух падал с каждым днем. Тогда генерал Пранда перешел в наступление и опрокинул их редеющие с каждым днем порядки.
Оказавшись зажатой между войсками генерала Пранды и Желтой ротой, континентская армия потерпела сокрушительное поражение. Через несколько часов Бисвал уже стоял перед воротами Мирграда. Он потребовал открыть их – и они отворились с лязгом и скрежетом.
Он уже хотел вступить в город, но тут на взмыленном коне примчался полковник Ади Нур, спешился и с размаху дал Бисвалу в челюсть.
Мулагеш помнит, как будто это случилось вчера: Нур, потный, черный от дыма, форма в пятнах крови, стоит над ее лежащим на земле командиром и кричит:
