– Ты умная девочка, Сигню, – говорит Сигруд. – Поэтому должна понять: тебя загнали в угол. Если у тебя есть что сказать – скажи ей.
Сигню в отчаянии вздыхает:
– Я рассказала все, что знала, о Сумитре Чудри. Я никогда ничего не скрывала!
– Посмотри мне в глаза, – говорит Мулагеш, подступая ближе. – И повтори мне это.
Ледяные глаза Сигню ярко вспыхивают:
– Я клянусь, генерал. Я клянусь.
Мулагеш некоторое время пристально смотрит ей в глаза, затем кивает:
– Ну хорошо. Я тебе верю. Пока.
– А… а статуи… вы ведь…
– Не буду о них шептать на ушко? Не знаю, я еще не решила. У меня и так забот полон рот, так что я не хочу дополнительных осложнений.
– Я так понимаю, нам придется довольствоваться этим. Пока, во всяком случае. А теперь, если мы уже закончили угрожать друг другу, можно я отведу отца на встречу с Бисвалом? И где твоя шапка?
Сигруд пожимает плечами:
– Ветром унесло.
– Ну ладно. Мы подыщем тебе другую. Идем. Нам пора.
Все трое направляются к выходу из цеха. Сигруд кашляет и что-то бормочет про то, как он бы с удовольствием побыстрее оказался в штаб-квартире и лег спать.
– Твои комнаты уже готовы, – сердито отвечает Сигню. – Мы разместим тебя в сьюте под маяком.
– О, – говорит Сигруд.
– Это лучшие комнаты в здании, – сообщает она.
Вот как у нее так получается – вроде бы пару слов всего сказала, а как злобно.
– Мне это вовсе не нужно, – возражает Сигруд. – Приходилось мне спать в местах…
– Я знаю, – отрезает Сигню. – Но это не имеет никакого отношения к делу. К делу имеет отношение то, что ты довкинд и все ждут, что мы примем тебя как положено. Если бы я тебя отправила в стандартную комнату в рабочем общежитии, они бы подумали, что я не выказываю тебе должного уважения.
– Тогда… тогда я скажу им, чтобы не смели так думать! – резко возражает Сигруд. – Я скажу им – пусть своим делом занимаются!
– Так тоже нельзя делать! Они подумают, что ты меня выгораживаешь! Это раньше ты был никто, а сейчас… сейчас люди ждут от тебя великих дел!
– Ты прямо как твоя мать, – бормочет Сигруд.
– Если это значит, что я умная, то да, я как мама и считаю это компли…
Мулагеш перестает вслушиваться в их разговор. Она еще не была в этой части цеха, потому не видела массивную, футов пятнадцать высотой статую у железной стены. Самый вид ее заставляет Мулагеш встать как вкопанная. И сердце словно пронзает острой льдинкой.
Она тут же ее признала. Еще бы нет! Ведь именно ее, точнее, ту, с которой статуя была изваяна, Мулагеш видела той ночью: как она вставала из моря и клала огромную ладонь на утесы. И даже жуткие сцены на нагрудной броне врезались ей в память – она видела их, эти ужасы, вздымающиеся стеной перед ее ошеломленным взглядом.
– Вуртья, – шепчет Мулагеш.
Она застывает перед статуей. Изваяние такое бледное, что кажется – лунный свет пронизывает его насквозь, будто статую слепили из белейшего и чистого снега. Она стоит на постаменте, а у ее ног – купель, такая большая, что кажется ванной на львиных лапах. А на постаменте выгравированы все титулы:
«Императрица Могил
Стальная Дева
Пожирательница Детей
Королева Горя
Та, что расколола землю пополам».
Интересно, кто мог поклоняться такому чудищу. Даже не верится. А потом Мулагеш понимает: она так считает потому, что они, сайпурцы, победили. Как однажды в один из пасмурных жестоких дней Желтого похода сказал Бисвал: «Война – это ад, такой, что ни божествам Континента, ни их поклонникам даже и не снился. Ад требует от нас вести себя сообразно себе. И те, кто принимает его таким, какой он есть, – тот и победит».
Вуртьястанцы, похоже, с удовольствием принимали его таким, какой он есть. Они поклонялись ей, сделали из этого национальную идею, создали целую культуру, опирающуюся на всегдашнюю готовность вступить в бой и вести жесточайшую войну. И они сделали это и потому раз за разом побеждали. Они пережили Войну Божеств и захватили практически всю обитаемую землю.
Конечно, они любили ее. Да, она была жестока и не знала жалости, однако помогла им победить.
Мулагеш делает шаг вперед, разглядывая холодное спокойное лицо. Она припоминает, что где-то слышала: Вуртья никогда не разговаривала – ни с другими Божествами, ни со своими верными. Но ей и не надо было говорить – достаточно посмотреть в это лицо, и ты сразу поймешь, что тебе нужно…
И тут она замечает, что перед статуей что-то движется. Какое-то дуновение воздуха, похожее на горячий бриз, словно на земле разложен невидимый костер. Она прищуривается, чтобы лучше разглядеть источник движения.
Неужели кто-то разложил здесь костер? В грязи, над которой колышется воздух, до сих пор видны обгоревшие ветки и серый пепел. Будто кто-то здесь остался на ночлег.
И тут голова у Мулагеш идет кругом. А ведь это очень похоже на то, что они видела в тинадескитовом руднике. А что, если Сумитра Чудри пришла сюда, чтобы совершить нужное ей чудо?
Она подходит совсем близко: нет ли в золе чего-то похожего на жженый розмарин или сушеные лягушачьи яйца.
Но как только Турин подступает к кострищу, что-то… меняется.
Мулагеш останавливается и смотрит вверх, Вуртье в лицо.
Мир вокруг замирает.
В статуе кто-то есть. Это очень странное ощущение, но Турин очевидно: у статуи есть разум. Кто-то там находится, какая-то мыслящая субстанция. И она смотрит на Мулагеш.
– Тут кто-то есть, – шепчет она.
– Что? – издалека окликает ее Сигню.
Мулагеш всматривается в пустые, слепые глаза.
– Кто-то смотрит на меня через эти глаза. Кто-то, кто отвечает взглядом на мой взгляд.
Статуя Вуртьи словно бы наклоняется к Турин. И тут она видит море.
* * *
Темные воды волнуются в лунном желтом свете. Она бросается в море и ныряет – глубоко, еще глубже, и вот она опускается ниже взбаламученных вод и блестящих копий лунного света, вихрей пузырьков и взблескивающих вдалеке рыб.
Свет вокруг нее меняется. Словно на дне моря есть вторая луна и второе небо, только луна эта не желтая, а белая, белоснежно-белая…
Она выныривает из темной воды, поднимается ко второму небу и видит…
Остров. На горизонте вырисовывается окутанный туманом остров. Из туч поднимаются странные горные пики, похожие на кораллы.
И в ночи она слышит голоса: «Матерь наша, матерь наша, зачем ты оставила нас…»
Остров надвигается на нее. Она видит белые берега, белые, как кость, перламутровые, а из этих странных песков выступают огромные здания, гигантские башни, созданные словно из когтей и хитина. Впрочем, нет, некоторые сооружения – это не здания. Это статуи, статуи выше самого высокого небоскреба в Галадеше, такие огромные, что даже вершин не разглядишь…
