– К сожалению, вам придется немного подождать.
Через час Сигруд и Рада выходят из операционной, с рук у них капает. Чувствуется резкий запах спирта.
– Обычно я не протестую против таких вещей, – ворчит Рада, – но мне совсем не нравится, когда кто-то идет в обход очереди.
– Тогда совместим полезное с полезным, – предлагает Мулагеш. – Утром я говорила с Бисвалом. Вам всем нужно узнать, что он сказал.
Пока Рада осматривает ее – просит вытянуть руки, сделать глубокий вдох, снять рубашку, – Мулагеш пересказывает свой разговор с Бисвалом.
– Он что, хочет вторгнуться в земли горцев? – в ужасе спрашивает Сигню.
– Я не думаю, что это окажется собственно вторжение, – поясняет Мулагеш. – Полагаю, это будет серия быстрых маневров: преследуем, навязываем бой, уничтожаем, отходим. Во всяком случае, так он считает.
– Н-не выйдет, – говорит Рада. – Н-наклонитесь, п-пожалуйста, сюда. Мне н-нужно осмотреть бедро.
Мулагеш стонет: спина сообщает ей, что на сегодня она свое отбегала, и это максимум, на что она способна.
– Чистенькими, значит, не останемся…
– Какое там, – говорит Сигню. – Горцы всегда готовы к войне. Собственно, они только и делают, что воюют. А он плюет на свои обязанности и собирается гоняться за теми, кто уязвил его гордость.
– Погибло тридцать семь солдат, – говорит Мулагеш. – Включая начальника гарнизона форта Тинадеши. И раненых полно, так что не только гордость его пострадала.
– Хорошо, – пожимает плечами Сигню. – А вы бы что на его месте сделали, генерал? То же самое?
Мулагеш задумывается:
– Нет. У него нет плана. Он не подготовил пути отхода. Он поведет своих мальчиков и девочек в бой, но как они оттуда выберутся?
– И если основные сайпурские силы будут брошены на преследование мятежников, кто станет защищать Вуртьястан? – спрашивает Сигню. – Кто – его отстраивать? Они же не справятся одни.
Сигруд, который все это время молча сидел в углу в заплесневевшем огромном кресле, вдруг подает признаки жизни:
– Я думал над этим. А что, если нам заняться?
Все трое изумленно смотрят на него:
– Нам? И кто эти мы? – спрашивает Сигню.
– Мы – это мы, – говорит он. – ЮДК.
В комнате повисает молчание.
– Так ты что предлагаешь? – наконец справляется с изумлением Сигню. – Чтобы мы отстроили город?
Сигруд пожимает плечами:
– У нас есть ресурсы. Рабочие, строители, бригады. С гаванью они справляются, почему бы им не справиться и с этим?
– Но… но у нас нет финансирования под этот проект! Если мы хотим и городом заняться, и из графика по гавани не выпасть, нам придется брать кабальные кредиты!
– Я и об этом думал, – отвечает Сигруд, почесывая подбородок. – В общем, я думал как раз над тем, что я бы мог попросить, чтобы эти кредиты нам дали не на… как ты там сказала… кабальных условиях.
– Что? – ахает Сигню.
– А что? Довкинд я или не довкинд? Пусть мой дурацкий имидж хоть на что-то сгодится! Если им понадобится, я снова нацеплю очередную идиотскую шапку! Главное, чтобы нам прислали еще денег и людей.
Сигню подозрительно смотрит на него. Смотрит, словно глазам своим не верит:
– Ты действительно хочешь это сделать?
Сигруд набивает свою трубку, и губы его изгибаются в еле заметной улыбке.
– Ты же сама говорила, – произносит он, откидываясь в кресле и поправляя перевязь. – Достаточно одного толчка.
* * *
— Ну и как я? – спрашивает Мулагеш.
– На д-двадцатилетнюю не т-тянете, – отвечает Рада, перебирая в ящике мази и бальзамы. – П-поэтому я бы предложила не в-вести себя больше как юная сорвиголова.
– Просто обстоятельства так сложились…
Рада кидает в приготовленную для Мулагеш коробку тюбики с каким-то серо-белым и крайне неприятным на вид снадобьем. Мулагеш слышит, как Сигруд и Сигню разговаривают в другой комнате, тихими голосами обсуждая Сигрудово громадье планов.
– Т-тогда я п-предложила бы не попадать б-более в такие обстоятельства.
– Бисвал вернется и обнаружит, что ЮДК отстраивает город, находящийся в его юрисдикции. Что вы тогда будете делать, госпожа губернатор полиса?
В ответ на это пышное титулование Рада сардонически улыбается.
– У м-меня в этой п-пьесе роли нет, – говорит она. – По б-большей части я лишь разгребаю п-последствия чьих-то действий. Так что я п-продолжу заниматься ранеными. С-скоро п-привезут новых. Много людей оказалось п-под завалами, кто-то из с-собственного дома не может выбраться…
– Это мне знакомо, да.
– Мне т-тоже, – говорит Рада. Потом она поникает и вздыхает: – В-вам п-приходилось с-слышать о святом П-петренко?
– Боюсь, что нет.
– Это в-вуртьястанский с-святой. Интересный человек – по к-крайней мере, для меня. Он был п-полной п-противоположностью Жургута. Тот отличался к-крайней агрессивностью – д-думаю, что вы это испытали на собственном опыте, – а П-петренко был… пассивен.
– Пассивный воин? Такое бывает?
– Да. Он п-проповедовал, что тот, кто ж-желает жить п-полной жизнью, должен считать с-себя м-мертвым. К-каждое утро, п-просыпаясь, нужно примиряться со с-смертью, п-принимать то, что она неизбежна. – Голос ее постепенно набирает силу. – Он сказал: «Время – это река, а мы лишь травинки, плывущие по ее волнам. Бояться конца реки – все равно что бояться плыть по ее волнам. И хотя мы можем обратить наш взгляд в будущее и увидеть бессчетное количество развилок, – оборачиваясь назад, мы видим, что наша жизнь сложилась единственным возможным для нас образом. Другого нам дано не было. Спорить с судьбой – все равно что спорить с рекой».
– Почему вы сейчас об этом заговорили?
Рада резко захлопывает шкаф.
– Прошлой ночью и этим утром у меня на операционном столе умерло несколько человек. И сегодня тоже умрет. Среди них также будут дети. Другого не дано. Я проснулась с этим знанием. И я примирилась с ним. Так же как я примирилась с сознанием того, что скоро начнется война.
– Война?
– Да. – Рада поднимается и смотрит Мулагеш в глаза. Куда девалась ее прежняя боязливость… – Я чую ее. И в п-прошлый раз я ее чуяла. М-мне знаком ее запах. Это лишь н-начало. Поэтому я, генерал, собираюсь… – она открывает дверь, – с-сидеть и ждать, когда с-случится неизбежное. Х-хорошего вам дня.
* * *
Снаружи Сигню и Сигруд стоят и смотрят на разоренный Вуртьястан. Развалины подсвечены рубиново-красным светом заходящего солнца. Над обрушенными лачугами поднимаются столбы дыма. Вдалеке слышится треск выстрелов – мародеры, наверное, ищут чем поживиться. Три огромные, изглоданные непогодой статуи разрублены пополам: одна в поясе, другая в коленях, третья у ступней.
