В музейных похищениях в девяноста процентах случаев замешан кто-то из своих.
Вооруженные нападения средь бела дня — как тот случай со скульптурой Родена — исключение. Как правило, ворами или сообщниками становятся музейные работники, которые имеют доступ к ценностям и знают слабые места здания. Это могут быть билетер, лектор, гид, руководитель, охранник, хранитель, ученый, даже попечитель или богатый покровитель — в общем, любой, кто поддался искушению воспользоваться своим положением и вынести произведения искусства и исторические памятники ценой в миллионы долларов. Это может быть временный работник — например, член бригады ремонтников — и даже летний стажер. Причин и мотивов, толкающих людей на преступление, масса. А возглавляют список жадность, любовь и месть.
В учреждениях культуры очень неохотно подозревают кого-то из своих. Люди этого круга любят считать себя семьей, соратниками, представителями благородной профессии. Многие музеи не утруждают себя проверкой, есть ли у сотрудников и подрядчиков криминальное прошлое. А стоило бы. Как ни прискорбно, одно из самых уязвимых мест музея — персонал.
Воры-инсайдеры действуют повсюду. В Иллинойсе служащий отдела доставки организовал похищение из Института искусств Чикаго трех картин Сезанна, а потом угрожал убить ребенка директора музея, если его требования не будут выполнены. В Балтиморе ночной охранник украл из Художественного музея Уолтерса сто сорок пять экспонатов. Он выносил их один за другим восемь месяцев: во время обхода открывал витрину, брал пару азиатских предметов, а остальные расставлял так, чтобы не было подозрений. В России пожилая хранительница систематически совершала кражи во всемирно известном Эрмитаже и за пятнадцать лет вынесла оттуда царских сокровищ на пять миллионов долларов. Преступление обнаружилось уже после ее смерти, во время первой за десятилетия ревизии. Серию дерзких краж совершил легендарный профессор из Огайо, специалист по средневековой литературе. Он прятал страницы из редких манускриптов в библиотеках по всему миру, от Конгресса США до Ватикана.
Крупнейшее преступление в истории искусства тоже совершил «свой».
Душным летним утром 1911 года со своего знаменитого «насеста» в Лувре — между Корреджо и Тицианом — испарилась «Мона Лиза». Похищение произошло в понедельник, единственный день недели, когда музей закрыт для посетителей. Но спохватились только ближе к вечеру. Нерасторопная охрана не могла разобраться, украдена ли самая знаменитая картина в мире или ее просто сняли для каталогизации. Французские детективы тут же опросили более сотни работников, а также подрядчиков, в том числе простого стекольщика, итальянца по имени Винченцо Перуджа. Парижские власти упустили шанс задержать его в первые дни расследования из-за ошибки: отпечаток большого пальца левой руки, найденный на брошенном защитном футляре от «Моны Лизы», сравнивали с большим пальцем правой руки Перуджи.
Ограбление стало новостью номер один во всем мире и на несколько недель затмило призрак надвигающейся мировой войны. Когда следствие забуксовало, эти темы даже на некоторое время замяли. Во французских газетах начали печатать сенсационные обвинения. Антинемецкие издания намекали, что в преступлении замешан кайзер. Оппозиционная пресса винила в похищении «Моны Лизы» французское правительство, которое не может справиться со своей работой. Согласно этой дикой теории заговора — как в фильме «Хвост виляет собакой» 1997 года, — власти решили отвлечь французов, вывести из себя и объединить против иноземного агрессора. Вскоре расследование сделало неловкий поворот: были задержаны двое радикальных модернистов, которые якобы украли символ старого искусства из художественного или политического протеста. Одним из них был молодой художник Пабло Пикассо.
Настоящего вора, Перуджу, стоило подозревать с самого начала: у него были средства, мотив и возможность. Итальянец помогал делать для картины футляр из дерева и стекла и знал роковую тайну: шедевр Леонардо да Винчи прикреплен к стене всего лишь четырьмя металлическими крюками, а охраняет его одинокий сонный ветеран. В Лувре полно укромных мест и постоянно идет ремонт, и на Перуджу в его белой рабочей блузе и халате мало кто обратил внимание, когда утром того понедельника он протанцевал в Квадратный салон вскоре после восхода солнца.
«В зале никого не было, — вспоминал Перуджа годы спустя. — Там висела эта картина, одно из наших величайших произведений. „Мона Лиза“ улыбнулась мне. Я тут же снял ее со стены, отнес на лестницу, вынул холст из рамы, а потом спрятал его под рубаху и как можно беззаботнее вышел. Все заняло несколько секунд».
Перуджа два года хранил «Мону Лизу» в своей крохотной парижской квартирке. Конечно, он был осторожен, но — как и большинство похитителей предметов искусства — пришел в отчаяние, не сумев найти продавца. В 1913 году он контрабандой вывез картину в Италию и там предложил одному торговцу, который был близко знаком с директором галереи Уффици, самого знаменитого музея Флоренции. Торговец и директор встретились с Перуджей в гостиничном номере и пообещали заплатить пятьсот тысяч итальянских лир при условии, что тот принесет «Мону Лизу» в Уффици для окончательного обследования. Они сообщили в полицию, и явившийся с картиной Перуджа был арестован. После этого он назвал себя патриотом и начал утверждать, что хотел вернуть «Мону Лизу» в родную Италию. Эта версия пришлась по душе многим итальянцам, но в суде не выдержала проверки. Как отметили прокуроры, картину во Францию в XVI веке привез сам да Винчи. Кроме того, было предъявлено письмо Перуджи родным после ограбления. «Наконец-то я получил свое состояние!» — хвастался он. Собственные показания Перуджи во время процесса тоже доказывали, что мотивы были нечисты. За «спасение» «Моны Лизы» он рассчитывал получить награду.
— Я слышал разговоры о миллионах, — признался он.
В 1914 году Перуджа получил меньше года тюрьмы: вопиющий приговор за такое серьезное преступление. Но эта тенденция будет преследовать дела об искусстве весь век. Когда он вышел из тюрьмы, в Европе уже бушевала мировая война, и про него забыли.
Добрую половину недели я опрашивал персонал Пенсильванского исторического общества. Я увидел тридцать семь из тридцати восьми сотрудников: хранитель по имени Эрнест Медфорд не вышел на работу по болезни. Руководство музея считало, что разговор с ним — пустая трата времени.
— Эрни работает у нас семнадцать лет, — заверила меня Фрелих. — Он всегда готов помочь, если у нас проблемы.
После этого мы обратились к общественности и помогли музею объявить награду в пятьдесят тысяч долларов. Факс с предложением получило множество СМИ, начиная с National Public Radio и заканчивая Inquirer и Arts Weekly. Это вызвало всплеск внимания, но тактика, которая так хорошо сработала в деле о статуе Родена, на этот раз принесла сомнительные результаты. «Звонящий сообщает, что подозрительный человек смотрит на выставочный стенд. Больше никакой информации», — отметил оператор. «Звонящий видел саблю на заднем сиденье „шевроле“ на парковке на Эссингтон-авеню рядом с Семьдесят четвертой улицей. Это было две недели назад». И самое любимое: «Звонил ясновидящий. Готов уделить время. Отмечает, что в день ограбления Луна была в Козероге».
