Арина и рада этому, потому что своих друзей у нее нет, а у мужа только коллеги по бизнесу, она мало с ними знакома, а для посторонних и стараться не хочется.
Арина еще раз оглядела кабинет.
В нем не было ничего подозрительного.
Что она скажет, если муж застанет ее здесь посреди ночи? Что услышала какие-то странные звуки, увидела на шторе подвижную многоногую тень? А ведь он скоро вернется, он не предупредил, что не придет ночевать, стало быть, явится.
Арина выключила свет в кабинете и, понурясь, вернулась в свою спальню. Идти не хотелось, было страшно.
Тут распахнулась дверь в конце коридора – дверь комнаты, где обычно находился дежурный охранник.
Охранник Стас выглянул – заспанный, с взлохмаченными волосами, взглянул на Арину:
– Арина Константиновна, что-то случилось?
– Мне показалось, я что-то услышала… – Она сама расслышала в своем голосе смущение и неуверенность.
Тут она сообразила, что выскочила из спальни в одной только коротенькой пижаме, и покраснела. Потом перехватила во взгляде охранника удивление и насмешку и тут же проговорила, чтобы сгладить это неприятное впечатление:
– Николай Анатольевич еще не вернулся?
– Нет, но звонили… они скоро приедут…
Арина подумала, как странно выражается охранник – «они»… перебарщивает с почтением, даже с угодливостью.
В этом было что-то избыточное, старорежимное, дореволюционное. Откуда это взялось в наше время?
Или муж действительно приедет не один? Кого-то привезет в дом посреди ночи?
Она рассердилась на себя – не дело это, разгуливать перед парнем в пижаме, еще подумает что-то не то, ушла в спальню, легла, но не успела заснуть.
Хлопнула входная дверь, из прихожей донеслись шаги и голоса. Один голос – знакомый, мужнин, а второй – какой-то странный, резкий и дребезжащий, как треснувший стакан.
Правда, муж приехал не один.
Впрочем, это его дело, он всегда поступает так, как считает нужным, Арине отчета не отдает. Так даже лучше, теперь, когда в доме люди, страх окончательно покинул ее.
Арина закрыла глаза и уже начала засыпать, как вдруг возле двери раздались торопливые тяжелые шаги, и в спальню ввалился муж, включил свет.
Арина приподнялась на локтях, удивленно захлопала заспанными глазами:
– В чем дело?
Николай, не извиняясь, проговорил:
– Стас сказал, что ты была в кабинете!
– Ну, была. – Арина разозлилась на тон мужа. – Мне показалось, что там кто-то был… Кстати, скажи Стасу и остальным, чтобы не спали на дежурстве! Мы им не за это платим! Дрыхнет, как свинья, тоже мне, охранничек!
– Уволю! Завтра же уволю! – резко бросил муж, но тут же вернулся к своему: – Ты ничего там не трогала? В кабинете?
– Ничего, разумеется! Да в чем дело? Я уже засыпала… ты меня разбудил…
Тут из-за плеча мужа высунулась какая-то странная физиономия – бесцветная, словно выгоревшая, без возраста, с красными воспаленными глазами, неаккуратными кошачьими усиками, черной козлиной бородкой и венчиком седеющих волос вокруг бледной лысины.
Очень странный, даже нелепый человечек был одет с претензией на элегантность – тщательно отглаженный старомодный клетчатый пиджак, белоснежная рубашка, галстук, аккуратные манжеты. Но эти потуги на элегантность ничуть ему не помогали.
– Вы что-то слышали? – проговорил этот клоун тем самым резким, дребезжащим голосом, который Арина слышала в прихожей. – Вы что-нибудь видели?
– Да что это такое! – вскрикнула Арина, натягивая одеяло до подбородка. – Ты с ума сошел? Приводишь посторонних мужчин в мою спальню… это переходит всякие границы! Должны же быть хоть какие-то приличия!
– Извини. – Муж и правда почувствовал неловкость. – Спи, мы поговорим завтра утром… Илья Прохорович, пойдемте…
– Черт знает что! – Они вышли, дверь закрылась, но Арина еще долго не могла успокоиться.
И снова накатили воспоминания. Ну что ж, все равно деваться некуда, и сон никак не идет.
Квартира Аглаи Михайловны ее поразила. Три комнаты, которые Арине показались бы огромными, если бы не были так заставлены мебелью. Мебель была старинная, поначалу показавшаяся Арине очень красивой и ценной.
Потом, когда она стала разбираться в подобных вещах, выяснила, что ничего особенно ценного у старухи не было, кроме дивана восемнадцатого века. Диван был огромный, с высокой резной деревянной спинкой, шелковая обивка вся продралась от старости. Диван стоял в гостиной, старуха величественно сидела на нем, когда смотрела телевизор и пила кофе.
Кофе она пила раза четыре в день и прежде всего научила Арину его правильно заваривать и подавать на специальном столике с колесиками.
Нужно было поставить чашку с дымящимся напитком, отдельно подать молочник со сливками, отдельно тарелочку с тостами, если утром, и с крошечными пирожными, если вечером. Чашки и молочник были старинные, но разномастные, полный сервиз необыкновенной красоты хранился у Аглаи в забитой посудой горке, что стояла в гостиной.
Еще там был шкафчик с серебряными приборами – рюмками, сахарницей, щипчиками для сахара, другими щипцами – кажется, для орехов, статуэтками, и набором фруктовых ножей в специальной стойке, куда они выставлялись веером. Отдельно в ящике лежали серебряные столовые приборы.
На стенах висели картины – два старинных портрета в проеденных жучком рамах, очевидно, престарелые супруги. Муж был в зеленом мундире с золочеными пуговицами, даже на картине видно, что потертом, а жена – в чем-то шелковом, с кружевами.
Аглая Михайловна говорила, что это ее предки.
В общем, квартира была набита всякими ценными вещами, о чем Аглая Михайловна не преминула сообщить Арине.
Квартира была жутко запущена, то есть обои, конечно, не свисали клочьями, и из крана не текла струйка воды в ржавую ванну, нет, краны в ванной были новые, и плита на кухне тоже, просто все было жутко грязное.
С потолков по углам свисали лохмотья паутины, плита, хоть и новая, была покрыта толстым слоем пригоревшего жира, в кухонное окно было не видно улицы, до того оно была грязное. Похоже, что не убирали тут несколько месяцев.
Арина правильно поняла свою задачу и приступила к уборке.
Аглая Михайловна все время толклась рядом и болтала без умолку, очевидно, долгое время провела без слушателя. Арина больше помалкивала, да старуха и не интересовалась ее жизнью.
Арина же, видя большую квартиру и массу ценных вещей, вспоминала свое не то чтобы нищее, но бедноватое житье с мамой и отчимом и то, как он вечно орал, что денег нет и нечего ее баловать, хотя какое уж тут баловство.
Так что эта, с позволения сказать, бабуля могла бы от щедрот хоть подарочек внучке прислать на день рождения, так нет же. И не от жадности, а из вредности.
