– Уехала? – удивленно переспросила Арина. – Но куда? И зачем?
– Я сказал тебе – у меня сейчас большие проблемы, и мне было бы спокойнее, если бы ты была в безопасности. А куда уехать… это уж ты выбери сама. Мальдивы, Сейшелы…
День прошел как во сне. Внезапно заболела голова – так сильно, что было трудно даже дышать. Хорошо, что Николай переоделся и уехал, она не смогла бы находиться с ним рядом.
Арина перепробовала все: таблетки, спиртное, горячий душ – боль не проходила. Промучившись до вечера, она приняла снотворное, хоть и делала это крайне редко. Никаких лекарств – ни успокоительного, ни снотворного, но сейчас без этого никак.
После снотворного она провалилась в глубокий тяжелый сон.
Ей снилась черная ночная река, черная река, по которой плыли в темноту увядшие цветы и отражения звезд. И сама она плыла по этой реке в неизвестность, в тот загадочный мир, который лежит за дверью, за порогом жизни…
Там, за этим порогом, ее ждут покой, беспамятство, безмятежность… она больше не будет страдать, мучиться, испытывать боль…
И тут в душе ее зазвучал какой-то голос.
– Все живое, – говорил этот голос, – испытывает боль. Без боли, без страданий нет жизни. Только неживое не знает боли, не знает страдания, не знает мучительных сомнений. Но это не значит, что живые должны завидовать мертвым. Жизнь – самое ценное, что создала природа. Высшая ее цель – создавать живое из неживого… живое из мертвого… Vivisamortuis…
Во сне Арина не вспомнила, откуда знакома ей эта латинская фраза, однако отчего-то она показалась ей необыкновенно важной.
Вдруг Арина увидела, что рядом с ней по черной реке плывет старая, рассохшаяся лодка. Она ухватилась за ее край, перегнулась через борт – и увидела на дне лодки мертвую девушку.
Эта девушка показалась ей знакомой, удивительно знакомой. Казалось, еще мгновение – и Арина вспомнит ее…
Но в это самое мгновение она проснулась.
Несмотря на этот тяжелый сон, Арина встала утром с ясной головой, боль прошла, как не было.
Тело было легким, настроение бодрым, очевидно, во сне она приняла решение. А решение было такое: она должна выяснить во что бы то ни стало, кто такой ее муж. Она называла его по-прежнему Николаем, но ведь это, наверное, не его имя. Он присвоил имя и фамилию другого человека, парня, который и правда погиб в Афганистане. Присвоил его судьбу.
А кто же он сам такой? Преступник, скрывающийся от правосудия? Просто так люди не меняют фамилию, не живут по чужим документам.
Арина обязательно это узнает, несмотря на то, что это опасно. Иначе никак.
Когда она встала, муж уже ушел.
Арина обрадовалась этому факту, услала Светлану за какой-то ерундой в магазин и тихонько вошла в кабинет мужа. Там был относительный порядок, значит, Светлана уже убрала.
Арина огляделась.
Где можно найти то, что поможет ей узнать, кто такой ее муж? В письменном столе она вчера все обыскала и нашла только документы из клиники «Астрея». И в тех документах он значится как Николай Баринов.
Арина вздохнула и направилась к сейфу.
Муж понятия не имел, что она знает код. Это произошло случайно, он открывал сейф, а она увидела в зеркале цифры.
Что ж, нужно решаться. Арина закрыла глаза, чтобы яснее представить себе тот вечер, когда она случайно увидела, как муж открывает сейф. Так, сюда, потом сюда, потом сюда, и вот…
За долю секунды, пока ничего не случилось, она подумала, что муж, конечно, поменял код. Но вдруг дверца щелкнула и открылась.
На верхней полке лежали пачки денег. Доллары и евро. Ну, муж всегда говорил, что нельзя полностью доверять банкам.
Арине в данный момент деньги неинтересны.
На второй полке лежал черный пистолет. Арина с испугом уставилась на него, боясь прикоснуться. И только на третьей полке лежала стопка документов. Их Арина достала и быстро проглядела. Какие-то договора, обязательства, контракты… нет, все не то.
И только в самом дальнем углу она едва не проглядела пачку старых, смятых и обтрепанных по краям листков. Что такое? Снова медицинские документы. Похоже на больничную карту, только все мятое, угол вон надорван, и какие-то бурые выцветшие пятна.
Листки, как живые, дрожали у Арины в руках.
Так, больной Николай Баринов поступил… рваная рана правой руки… операция по ампутации правой кисти… и дата, двадцать второе августа две тысячи двенадцатого года. Шесть лет назад. Значит, вот когда он лишился руки. А до этого был как все, с двумя руками.
На первой странице был штамп: больница поселка Кипень. Кипень?
Арина почувствовала, как волосы у нее на голове зашевелились. Кипень, тот самый поселок городского типа, куда ее пятнадцать лет назад привозили на очную ставку в отделение полиции.
Но что могло случиться? Почему именно там Николаю ампутировали руку?
Арина закрыла сейф, спрятала бумаги под джемпер, чтобы охранник не увидел, что она выносит их из кабинета, и быстро прошла к себе. Она просто обязана выяснить, что случилось в поселке Кипень шесть лет назад. Слишком много совпадений…
Она поедет туда прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик и никому не говоря об этом.
Немного не доезжая до Луги, Арина увидела отходящую от главного шоссе дорогу, возле которой стоял указатель: «Кипень – 8 километров», и свернула.
По сторонам тянулись унылые осенние поля, перемежающиеся березовыми рощами в ярком осеннем убранстве. Потом появились первые дома поселка, нарядные наличники, опустевшие сады, палисадники в последних отцветающих астрах. На некоторых яблонях краснели последние несобранные плоды.
Дорога сделала плавный поворот – и Арина увидела главную площадь поселка.
Она вспомнила, как пятнадцать лет назад ее привезли сюда, в поселковое отделение милиции, на допрос.
С тех пор здесь ровным счетом ничего не изменилось. Вот то самое здание милиции, перед ним – выкрашенный облезлой серебряной краской памятник какому-то герою Гражданской войны, указывающему куда-то вперед, туда, где находится то ли светлое будущее, то ли бетонные строения птицефермы… Ей показалось, что даже лужа перед памятником точно такая же, как тогда. Где-то здесь неподалеку была и больница…
У Арины закружилась голова.
Время словно повернуло вспять, вернулось прошлое, она снова почувствовала себя испуганной, растерянной восемнадцатилетней девчонкой…
Арина напомнила себе, что она давно уже не та растерянная девчонка, а взрослая, решительная женщина, сидящая за рулем дорогой машины. Она взяла себя в руки, затормозила, выглянула из машины и окликнула старуху, которая брела через площадь с козой на веревке, попутно отчитывая эту козу за какое-то прегрешение:
