– Нет вопросов. – Арина протянула Кузьминичне купюру. – Как, теперь припоминаете?
– Что-то вроде припоминаю! – Кузьминична прищурилась. – А что ты, девушка, свое пироженное не ешь? Очень оно хорошее! И для здоровья, говорят, полезное.
– Спасибо, я не хочу.
– Насчет фигуры, что ли, беспокоишься? Так тебе еще беспокоиться рано. Ну, твое дело. Так тогда я его съем. Мне-то насчет фигуры беспокоиться поздно…
– Конечно, угощайтесь. Если хотите, я еще закажу.
– Закажи, девушка, закажи!
Арина мигнула Верке, и та немедленно принесла тарелку с еще двумя эклерами.
– А я, кажется, и правда припоминаю… – начала Кузьминична, – привезли его ночью, подобрали на дороге, без всяких чувств лежал, кровью почти что истек. Рука у него – прямо как будто собака отгрызла. Ему поэтому уколы сделали от бешенства. Ну, попозже, конечно, сделали, когда уже кровь остановили. Сперва-то думали, как бы жизнь спасти, а то он совсем уже плох был, еле-еле пульс прослушивался. Хорошо, вовремя успели привезти, да доктор хороший дежурил, Федор Константинович. Доктор его, как это… стабилизировал, кровь остановил, хотел было ему и руку спасти – да не удалось, там уже нагноение пошло, и заражение крови могло начаться. Сепсис по-научному.
Кузьминична гордо взглянула на Арину – мол, еще помню научные слова – и продолжила:
– Он уже бредил, совсем плох был, про какую-то Лаврушу все время говорил, так что пришлось руку отнять, пока заражение дальше не пошло. Ампутировать то есть. Всю кисть, и еще вот посюдова… – Кузьминична показала на своей руке часть повыше запястья, потом спохватилась, хлопнула себя по губам: – Что же это я, нельзя на себе-то показывать… Примета очень нехорошая…
– Значит, вы говорите, собака ему руку отгрызла?
– Нет, это мы только сперва так подумали… Потом-то доктор сказал – не похоже… не такой у него характер раны. Когда собака или другой какой зверь – рваная рана получается, иначе выглядит, а тут будто тупым ножом отрезано…
– Вы говорили, что он в бреду про кого-то говорил? – напомнила Арина.
– Да, все про какую-то Лаврушу… Все «Лавруша», «Лавруша»… Это, говорит, Лавруша…
– А может быть, не Лавруша, а Лаврушин? – севшим голосом спросила Арина, ей вдруг стало трудно дышать.
– А может, и Лаврушин… – легко согласилась Кузьминична. – Кто его знает…
– А где его нашли? – спросила Арина, справившись с голосом.
– Говорили, на дороге. А на какой дороге – это уж я не помню… сколько лет-то прошло…
– Возле карьера его нашли, – подала голос буфетчица. – На той дороге, что к Серебристому озеру ведет…
– К Серебристому? – переспросила Арина, и сердце ее учащенно забилось, во рту пересохло.
Она вспомнила страшную ночь пятнадцать лет назад… обрыв на берегу Серебристого озера… Да что там, она только об этом и думала по дороге сюда.
– А ты, Вера, в чужой разговор не мешайся! – недовольно проворчала Кузьминична. – Мы тут с моей знакомой о своем беседуем, а ты лезешь, не зная дела!
– Почему это я не знаю дела? – обиделась Вера. – Как это не знаю, когда я тогда как раз с Петькой Самсоновым была, с сержантом полицейским? Он мне все рассказывал! У него от меня секретов не было! Точно, на дороге его нашли, что к Серебристому озеру ведет! Тогда как раз ту машину в озере нашли…
– Да что ты такое говоришь? При чем тут машина? При чем тут озеро? Мы с моей знакомой совсем про другое разговариваем! А ты не знаешь, и не мешайся!
– Про какую это машину вы говорите? – перебила Арина Кузьминичну.
– Да там мальчишки купались, Лешка Кузовков с братом, и увидели в озере машину. Рассказали взрослым, те вызвали полицию, как раз вот Петю Самсонова и напарника его, Иваныча, полиция тракториста позвала, Мишку Звонарева. Машину к его трактору тросом подцепили, вытянули на берег, а в ней – это такой ужас, что не приведи господь! Два человека, два мертвых утопленника… Я их сама-то не видела, мне Петька рассказал, так я и то две недели спать не могла…
– Авария, что ли, случилась? Машина с дороги слетела и в озеро свалилась? – спросила Арина.
– Какая авария! – перебила ее буфетчица, глаза ее расширились от возбуждения. – Какая авария, когда они наручниками были прикованные? Убили их, точно убили! Приковали и в озеро столкнули! Прямо как в кино каком-нибудь про бандитов! Как раз в пятницу такое кино показывали. Очень, кстати, жизненное. И я что скажу, девушка – тот, которого в больницу привезли, он тоже непременно из этой машины был! Только сумел как-то выбраться… там, в машине этой, третья пара наручников была, вся погнутая и в крови…
– Что ты врешь, – проговорила Кузьминична, обидевшись, что внимание Арины переключилось на буфетчицу. – Как там могла кровь остаться, если всё в воде?
– Вот уж не знаю, как, но только осталась! – возразила Вера. – Мне Петя говорил, а Петя зря врать не станет.
– Петька твой такой враль был, что поискать!
– Это ты зря, – буфетчица подбоченилась, – Петя не такой… Петя, он бы мне врать не стал…
– Да Петька тогда вообще к жене вернулся!
– Вот это ты зря, Кузьминична, это ты напрасно говоришь! К жене он только на другой год вернулся, а тогда он как раз со мной жил, кого хочешь, спроси… И он даже обещал мне, что непременно с ней разведется и на мне женится…
– Я же тебе и говорю, что он враль, каких мало!
– А что, – подала голос Арина, чувствуя, что разговор может уйти в нежелательном направлении. – А что, тех двоих, в машине, не сумели опознать?
– Не сумели. – Верка развела руками. – Никаких документов при них не было, а сами не здешние. Один такой толстый, в воде он еще больше раздулся…
– Что ты за ужасы рассказываешь! – прикрикнула на нее Кузьминична. – Вон девушка побледнела уже! Ей от твоих разговоров плохо может стать, это я как медицинский работник говорю…
– Нет, не волнуйтесь, я привычная, – проговорила Арина. – Просто я долго за рулем была…
– Так я же и говорю – надо тебе кофе выпить, кофе в таком разе очень помогает!
– Нет, спасибо, я кофе вообще не пью…
Арина хотела спросить еще что-то, но в это время дверь заведения распахнулась, и в него, тяжело топая и отдуваясь, вошел толстый полицейский.
Верка подобралась, бросила взгляд в зеркало, вытерла руки о фартук и проговорила нараспев:
– Здрассте, Петр Никитич! Давно к нам не заглядывали! Совсем про нас забыли!
– Ну, уж и давно, – отозвался полицейский, покосившись на Арину. – Вчера только заходил.
Арина отвернулась, чтобы никто не заметил, как изменилось ее лицо. Перед ней был тот самый молодой белобрысый мент, который допрашивал ее пятнадцать лет назад, привозил сюда на очную ставку, а потом подсадил в поезд.
