Среди прочих бумаг Арина нашла несколько фотографий.
От того, что было на них, у нее закружилась голова.
На снимках был берег озера, возле воды стояла грязная, покрытая тиной машина, а рядом с ней лежали два распухших, обезображенных трупа. На следующем снимке были те же два трупа, но более крупным планом.
Арина справилась с подступившей тошнотой и пригляделась к фотографиям утопленников.
Хотя пребывание в воде изменило их, и между страшной августовской ночью и тем днем, когда были сделаны эти снимки, прошло почти десять лет, но Арине показалось, что она узнала утопленников. Один был толстым, коротконогим, второй – выше и худее…
Перед ее глазами снова возникла августовская ночь, лимонно-желтая луна, берег озера, и на этом берегу страшные люди сгрудились вокруг старой лодки и ее страшного груза…
Арина собралась с силами, взяла себя в руки. Раз она приехала сюда – нужно довести начатое до конца.
Достав свой смартфон, она пересняла на него фотографии утопленников, общий вид и планы места преступления, другие документы из папки.
– А что, – спросила она полицейского, – этих утопленников так и не удалось опознать?
– Почему не удалось?
– А мне Вера так сказала, которая в буфете…
– Ты ее больше слушай! – надулся полицейский. – Она больно много болтает! Опознали мы их.
– И кто ж такие?
– Один – здешний. Не наш, правда, не деревенский. Он рядом в спортивном лагере работал, то ли завхозом, то ли еще кем.
– В лагере «Викинги»? – переспросила Арина.
Полицейский взглянул на нее с интересом.
– Ну да, раньше это были «Викинги», только они закрылись, и лет десять уже другой лагерь. «Ласточка» называется.
«Еще бы тебе этих «викингов» не знать, – со злостью подумала Арина, – когда ты им за деньги все рассказывал про то убийство».
– А второй?
– А второй – городской.
Перебирая документы, чтобы сфотографировать их, Арина наткнулась на частично заполненный бланк допроса свидетеля. Сверху от руки была вписана шапка – дата, фамилия свидетеля. Фамилия была написана нечетко, корявым, спотыкающимся почерком, но Арина с трудом разобрала ее.
Баринов.
Дальше был только пустой разграфленный бланк, выцветший за прошедшие годы.
– А почему этот бланк не заполнен? – спросила она полицейского.
– Какой бланк? – Петр Никитич потянулся к столу, взял у Арины бланк, прочитал и бросил обратно.
На лице у него проступило недовольство.
– И вообще, почему вы его допрашивали? – не сдавалась Арина. – Какое отношение Баринов имел к этому делу?
Полицейский снова недовольно запыхтел:
– Ну чего вам еще надо? Я вас сюда пустил, с делом дал ознакомиться, а вы опять какие-то вопросы задаете…
– Я же не просто так их задаю, не без причины… – Арина положила на стол очередную купюру.
– Ну, что с вами поделаешь… – тяжело вздохнул полицейский. – Умеете вы, девушка, человека разговорить… Я тогда, девушка, молодой был, неопытный и, видно, фильмов всяких насмотрелся про сыщиков и следователей. А у нас здесь никаких таких преступлений, как в кино показывают, не было. То есть как раз преступлений всяких выше крыши, – спохватился он, – и убийства даже, да все неинтересные. Подерутся мужики по пьяному делу, один другого топором зарубит, да тут же рядом пьяный и заснет, так что искать долго не приходится. Или муж жену пристукнет, тоже по пьяному делу. Или жена его с полюбовницей застанет и ту поленом до смерти забьет. Что характерно, не мужа. И тоже ясно, кто преступник. А тут – серьезное дело, полная машина трупов, то ли месть, то ли разборки преступные. Мне и захотелось это дело распутать. Настоящая полицейская работа, как в кино. Ну, и первым делом решил я того мужика безрукого допросить, потому как он непременно в той машине был.
– Был? В той машине? – переспросила Арина. – Вы ничего не путаете? Как же он тогда сумел выбраться?
– Вот и Иваныч мне тогда говорил – как же он выбрался? А в том-то и дело! – Полицейский сел поудобнее, поднял глаза к потолку и мечтательным голосом проговорил: – Я раньше, пока на Машке не женился, охотиться любил. У нас здесь и зайцы, и лисы, и барсуки водятся, про лосей уж я не говорю, иногда и волки проходные попадаются. Так я и с ружьем в лес ходил, иногда и капканы ставил…
– К чему это вы? – удивленно перебила его Арина. – У нас что – вечер воспоминаний?
– А ты слушай, девушка, не сбивай меня, а то я и сам, не ровен час, собьюсь! Один раз прихожу я к своему капкану, который накануне поставил, смотрю, он защелкнутый, а зверя никакого нет. Пригляделся получше – смотрю, на капкане кровь и шерсть рыжая. Поглядел вокруг и увидел рядом лисью лапу. Отгрызенную.
Полицейский выразительно взглянул на Арину и продолжил:
– Выходит, попала в капкан лиса и, чтобы вырваться, отгрызла себе лапу и так, на трех ногах, убежала… Хоть на трех ногах, но все же жива осталась, на шапку не пошла!..
– Ужас какой! – ахнула Арина.
– Это еще не ужас, ты дальше слушай. Мы, когда машину из озера подняли и покойников из нее вытащили, машину внутри внимательно осмотрели. И знаешь, что мы в ней нашли?
– Откуда же мне знать?
– И правда, откуда… двое-то были наручниками прикованные, они и умерли, понятное дело. А только были там еще одни наручники, а на них – кровь и куски какие-то. Если приглядеться, кожа и кровь человеческая. А потом мы узнали, что в больнице человек лежит, которого неподалеку от озера нашли… без сознания и без руки… Я одно с другим сложил и про лису ту вспомнил…
– Вы что, хотите сказать… – Арина побледнела, – хотите сказать, что он отгрыз себе руку?
– Ну что ты такое говоришь! – поморщился полицейский. – Он же не лиса, человек все-таки! Человек себе при всем желании руку отгрызть не сумеет. Зубы у него не те.
– Вы же сказали…
– Отгрызть – не сумеет, а отрезать… видно, нашел он какой-то нож и, пока не утонул, успел себе руку отрезать… хоть и без руки, а жив остался! Поэтому я его и хотел допросить, узнать хотел, кто ж это с ними так обошелся.
– А что же не допросили? – Арина показала на пустой бланк.
– Да вот не получилось. Когда первый раз я в больницу пришел – врачи меня к нему не подпустили, да и незачем – он без сознания еще был, с таким не поговоришь. А потом через два дня прихожу, спрашиваю – как, пришел он в сознание? А мне отвечают, что не только пришел, но уже ушел.
– Как ушел?
– Даже не ушел, а убежал. Как только очухался немного и смог встать на ноги, так ночью из больницы и убежал. Нашел свою одежду и дал деру. Я тогда молодой был, хотел его по следам кровавым искать, хорошо, Иваныч меня вовремя остановил. Тебе, говорит, Петя, что – жить надоело? Я его сперва не понял. А Иваныч говорит – вот человек, только смог на ноги встать, сразу дал деру. Видно, очень чего-то боялся… точнее, кого-то… и судя по тому, что с ним и с дружками его сделали, не зря он того человека боялся. Так что тебе тоже стоит призадуматься. Вот я с тех пор и думаю…
