– С утра на ногах, очень хочется искупаться. Так что скажете, госпожа Тихонова?
– Я давно не Тихонова, – мягко поправила она его. – Я Горюнова. И вы, наверно, зря потратили время, обратившись ко мне. Я не знаю особо уязвимых мест на Дженворпе. Разве что таковыми можно считать стыковочные узлы отсеков. Они охраняются не так тщательно, как генераторы, коллиматоры, антенны и сам канал сингулярной свёртки. Строил комплекс турецкий «Бешенбекбаши», а чертежи разрабатывал российский Курчатовский институт, там дадут более профессиональную консультацию.
Гость пришёл в себя, снова заулыбался, хотя уже с меньшей уверенностью.
– Мы непременно это сделаем, госпожа… м-м, Горюнова. Я уполномочен сделать вам ещё одно предложение: Комиссия готовит группу для обследования Дженворпа, не хотите войти в её состав?
– В качестве кого? – усмехнулась Ярослава.
– В качестве одного из главных экспертов. Условия вам понравятся: хороший гонорар, премиальные, возможность общения с ведущими специалистами, зал славы и всё такое прочее.
Ярослава покачала головой.
– Я отошла ото всех дел… и у меня…
– Двое детей, – развеселился Исмаилов. – Но с ними могут побыть и ваши родственники, и няньки, и этот ваш охранник, просверливший меня подозрительным взглядом. Да и вы всегда сможете часто возвращаться домой, метро работает бесперебойно.
Ярослава хотела сказать «нет» более решительным тоном, но её остановило смутное подозрение. Инспектор новой Комиссии СОН сулил слишком много, совсем как эмиссары Знающих-Дорогу, обещавшие любые земные блага плюс титул Фигуры Высочайшего Поклонения где-то там, в другой Вселенной. И за его предложением стояло нечто большее, чем приглашение войти в группу обследования Дженворпа.
– Хорошо, я… подумаю… но не обещаю, что соглашусь. Хотелось бы поговорить о функциях группы более конкретно, получить официальный документ.
Гость вскинул руки.
– О, конечно, госпожа Горюнова, всё будет, я всего лишь курьер. Вам позвонят официальные лица высокого статуса, пригласят для собеседования, и вы узнаете все подробности.
– Всё-таки кофе? – предложила Ярослава, давая понять, что разговор закончен.
Исмаилов развёл руками.
– Пью только натуральные травяные настои, никакой химии.
Он встал.
Поднялась и Ярослава.
– Кому мне позвонить?
– С вами свяжутся. Скажем, завтра к обеду, вас устроит?
– Вполне.
– Тогда разрешите откланяться. – Исмаилов бросил взгляд на «вазы» психиалей, продолжавшие играть формой и цветом (видимо, он принял их за генераторы глушения связи). – Всего доброго.
«Сильва!» – позвала Ярослава, забыв о подавлении связи. Но Веласкес словно услышал её вызов, вошёл в гостиную, невозмутимый, обманчиво медлительный и ощутимо сильный.
Исмаилов бросил на него оценивающий взгляд, поклонился, обошёл и зашагал к двери, создавая волну странно холодного воздуха. Вышел.
Хозяйка и витс молча смотрели ему вслед.
– У меня такое впечатление, что он искусственник, – сказал Веласкес, – как и я.
– Что-то в нём есть… непонятное, – согласилась она. – Может, он Неуязвимый?
– Хочешь, я скину запись встречи «Эолу»? Пусть разберётся, как он ходит и говорит.
– Скинь. На чём он прилетел?
– Ни на чём, как ни странно, пришёл пешком.
– Интересно.
– А ещё периметр зафиксировал поток пси. Слабый, но вполне акцентированный. Что-то висело над нами на большой высоте, пока этот тип с тобой разговаривал.
Ярослава вышла из дома. Веласкес остановился за её спиной. Оба смотрели, как посланец Комиссии СОН идёт по песчаной дорожке к резной деревянной ограде усадьбы, небрежно помахивая сорванной тростинкой. Дошёл до калитки, автоматически распахнувшейся перед ним, помахал паре рукой и направился по единственной улице хутора, заросшей травой, по которой уже больше двухсот лет ездили только велосипеды. Исчез за домами соседей.
– Снимай купол.
– Снял.
– Грымову звонил?
– Он собирался сам заскочить, будет в течение часа.
Ярослава кивнула и ушла в дом, прислушиваясь к доносившимся из детской голосам сыновей и размышляя о визите.
Грымов прибыл через сорок минут, воспользовавшись персональной веткой метро Горюновых, в сопровождении своего заместителя Андрея Плетнёва, получившего звание полковника. Оба были в демократических шорт-униках, которые носили теперь летом все незанятые в производстве люди, от мала до велика. Костюмы контрразведчикам шли прекрасно, словно они и в самом деле представляли собой праздношатающуюся братию давно сформировавшейся социальной общности «антиглобалистов», отвергающих компьютеры и всё, что с ними было связано. При этом «антиглобалисты» не желали заниматься никаким трудом, оправдывающим их существование, и служили питательной средой для разного рода криминальных сообществ.
Ярослава, мысленно улыбнувшись пришедшему в голову сравнению, встретила гостей на пороге детской.
Сели в гостиной. На предложение хозяйки приготовить напитки оба отказались.
– Нет времени на посиделки, Максимовна, – ворчливо проговорил Грымов. Лицо у нынешнего командира «Сокола» было озабоченным, и Ярослава подумала, что он всё больше стал походить на Воеводина.
– Дай запись, – попросила она витса.
Веласкес посмотрел на психиаль, и один из них превратился в вириал кванка, высветил картину встречи хозяйки дома и гостя.
– Останови, – сказал Грымов, увидев лицо Исмаилова.
Веласкес остановил запись.
– Не может быть! – хмыкнул Плетнёв.
Ярослав непонимающе глянула на него.
– Вы о чём?
– Знаете, кто это?
– Он представился братом какого-то инженера, который работал со мной на Суперструннике.
– Это бортинженер «Геодара» Шамиль Фахрутдин Исмаилов. Кстати, посредняк.
Ярослава не обратила внимания на последние слова Плетнёва. Новостью его определение не являлось, посредняками в русском пространстве называли людей среднего пола, не мужчин и не женщин, которых первыми научились создавать две сотни лет назад китайцы. По-китайски посредняков называли пинджинами, по-английски – эвераджами.
– Бортинженер «Гео…».
– Давайте досмотрим, – перебил Ярославу Грымов.
Веласкес запустил запись.
Мужчины смотрели молча, не выказывая чувств. Ярослава тоже смотрела рандеву с гостем, оценивая, правильно ли она себя вела. Поморщилась, подавляя раздражение, увидев, что гость смотрит на её колени, выглядывающие из-под короткого сарафана. Потом вспомнила, что Плетнёв отозвался о визитёре как о посредняке, и ей стало смешно.
