Коннли взял руки жены в свои, отняв их от рук Бана, но похлопал Лиса по спине, выражая свое одобрение. Красивое лицо герцога было близко, не казалось слабым или грубым.
– Это был мой долг, сэр, – смиренно произнес Бан.
Коннли улыбнулся:
– За такую смелость ты станешь нашим.
Лис вздрогнул, поняв подтекст слов мужчины.
– Я буду служить вам, как бы то ни было, – сказал он, кланяясь.
Герцог отпустил Лиса, а Эрригал налил еще вина себе и Коннли.
Эрригал снова и снова качал головой, пьяно вздыхая:
– Что же за проклятые звезды тянутся по нашим небесам.
Глаза Коннли и Риган встретились, и Бан прочел в них общую мысль: речь шла не о поклонении звездам, а о более кровавых вещах. Риган протянула ему свою руку, и Бан восстановил дыхание, прежде чем взять ее. Он целовал пальцы принцессы, а сам размышлял, как ей помочь. Возможно, существовали какие-то детали заговора, которые следовало оставить в стороне, докладываясь королю.
Хорошо или плохо, но это было место высадки Бана.
Гэла
Гэла встала с кровати и накинула на плечи тонкий халат. У нее болело лицо, куда муж ударил молодую женщину, и этот человек не давал ей покоя. Небо было темным, а комнаты Гэлы еще темнее – в них не было ни звезд, ни свечей. Ее босые ноги замерзли, потому что она сошла с ковра на камень. Гэла засунула руки в рукава и крепко завязала халат на талии. Она подняла руки, чтобы проверить, на месте ли шарф, повязанный на ее волосах.
Кольцо с рубином Астора сверкало на ее пальце, и Гэла прижала его, когда подошла к узкому окну. Когда-то оно было бойницей, прорезь для стрелы с широким подоконником, но там, где она наклонилась, он сузился до размера ладони. В бывшей бойнице было установлено оконное стекло, и отсюда Гэла смотрела на маленький темный двор, но внизу ничего не было видно.
Принцесса подняла голову, чтобы посмотреть на бархатное небо, но не смогла разобрать на нем звезд – небо было сплошным оттенком пурпурного. Стояла ли Риган под этим небом, под сердито шепчущими деревьями? Пыталась отчаянно найти свое плодородие? Или она лежала с мужем, наслаждаясь телесными утехами и проклиная себя за то, что получала удовольствие от того, что отказывалось ей служить?
Однако в глазах Риган в Летней резиденции таилась дикость. Гэла сомневалась, что кто-то еще мог это заметить, возможно, только Коннли. Это очень беспокоило Гэлу. Она видела фанатизм в другом лице – отцовском. Они всегда планировали совместное правление с Гэлой в роли королевы и Риган-матерью в роли второй по старшинству, однако теперь Гэла подозревала, что чем раньше она укрепит свою власть и убедит Риган отдать корону, тем лучше для всех. Проклятый Коннли агитировал за Риган, а Лир в своей ярости признал старшую и среднюю дочерей равными наследницами.
В черном дворе внизу двигалась бледная фигура.
За ней следовали двое слуг Астора, узнаваемые по цвету их рубах.
Это был ее отец, скользящий как призрак.
Что-то сжалось внутри Гэлы: раздражение, страх? Гэла предпочла бы первый вариант, но холод последнего был неоспорим.
Утопив страх во вспышке гнева, Гэла сунула ноги в сапоги и натянула длинную льняную рубаху, заменившую халат. Она взяла нож и, не дрогнув, прошла сквозь темноту к двери ее комнаты, распахнула дверь, к удивлению дремлющей в ожидании ночных приказов горничной. Девушка вскочила на ноги и пробормотала вопрос, но Гэла шикнула на нее и приказала остаться.
Принцесса пронеслась мимо, в элегантном, бурном шторме ярких теней и сверкающей розовой шерстяной одежды.
Узкая лестница вела вниз в маленький внутренний дворик, по форме напоминающий длинный треугольник с обрубленным углом. Часть скамеек была сложена в коротком конце. Недалеко от этого места древний колодец провалился сквозь фундамент и скалу в сторону воды, намного ниже. Когда-то это был источник сильной корневой магии, и Риган всегда набирала из него воду в бутылки, когда посещала источник. Теперь он был закрыт.
Гэла нашла Лира стоящим неподвижно рядом с этим колодцем. Он вытянул шею и смотрел на небо.
Молодая женщина присоединилась к нему, не обращая внимания на слуг. Тучи рассеивались, заслоняя звезды.
– Ты должен уже быть в постели, – сказала Гэла, отказываясь смотреть отцу в лицо.
В этом колодце беззвездного двора он был единственной бледной луной.
– Я не могу найти Далат! – прошептал Лир.
Гэла дернулась в сторону. Ее рука сжала нож. Если он закружится слишком быстро, она могла бы сказать, что он напал. Старшая дочь может выпотрошить Лира и сказать, что его покинул разум.
– Ее звезд больше нет. Что это значит? – с любопытством и без паники спросил Лир.
– Далат мертва, – произнесла Гэла таким же безжизненным голосом.
Лир повернул голову:
– Она не собиралась умирать до твоего шестнадцатилетия.
– Это было двенадцать лет назад, Лир.
– Нет, нет, нет, – прошептал он.
Он казался нормальным, несмотря на темный блеск беззвездной ночи в его глазах, несмотря на брызги на его серо-коричневой шевелюре. Во взгляде, когда он смотрел на дочь, не было ни безумия, ни рассеянности.
«Это хуже, – подумала Гэла, – чем если бы он явно впал в безумие. Его слова звучат рационально и спокойно – много ли это значит, если его разум пал? Если бы она убила его, если бы здесь не было слуг, она могла открыть колодец и выбросить его тело. Каково это королевской семье – принести жертву водам корней!» Она подозревала, что даже Риган не станет спорить.
– Я еще этого не сделал. Звезды не в порядке, – промолвил он. – Значит, она не могла… умереть.
– Не сделал что? – вскрикнула Гэла, схватила его за плечо и подтолкнула нож к подбородку отца. – Что ты сделал?
Она это знала, давно подозревала. Ее отец никогда не отрицал своей вины, никогда не защищался.
Лир отпрянул прочь. Гэла стояла прямо, держа его, когда слуги подбежали близко: одни задыхаясь, другие – застыли в осуждении. Пусть они будут недовольны или напуганы. Король не будет осужден. Она медленно опустила нож, прижимая холодное лезвие к его шее.
– Иногда ты выглядишь как она, наш первенец, – сказал Лир, нахмурившись, в его голосе скользило мрачное любопытство, он как будто не подозревал, что нож смертельно опасен для его персоны. – Только вот моя Далат была полна любви, а у тебя ее нет.
– Я любила мать, а ты все уничтожил. Если у меня не останется любви, то это – твоих рук дело.
– Да, наверное, и моих, и наших звезд. И эти звезды… – Лир снова вывернулся, и Гэла это учла.
Старый король тяжело вздохнул и пожал костлявыми плечами. Он отвернулся от дочери и зашаркал босыми белыми ногами. Слуги помчались следом, один из них – молодой – оглядывался на Гэлу в шоке и горе.
