На закате жизни известный отечественный историк И. Кацнельсон предпринял интересные архивные розыски — по следам третьего и четвертого путешествий Булатовича в Эфиопию. Ученый не успел довести их до конца, но собрал многие документы, относящиеся к 1899–1900 годам, когда путешественник уже завершил вторую, поездку и прочитал в Петербурге блестящий доклад «Из Абиссинии через страну Каффу на озеро Рудольф». Напутствуемый лично Николаем II, Булатович выехал 10 марта 1899 года в Одессу, а в апреле снова оказался в Эфиопии. В мае после удачного караванного перехода он уже въехал в Аддис-Абебу.
Обстановка в те годы в Северо-Восточной Африке была тяжелая. Англичане основательно закрепились в Судане и вынашивали планы строительства трансконтинентальной железной дороги Каир — Кейптаун. Правда, самой Эфиопии они не угрожали. Однако опасность в воздухе витала. Русские военные советники давали императору Менелику II действенные и умные советы, как избежать конфронтации на границах страны. Император решительно возражал против того, что через его земли пройдет линия железной дороги.
Булатовичу удалось с одним из отрядов отправиться в Бени-Шангул, чтобы заняться геофизическими съемками района — настоящего белого пятна на карте страны. Пробыл он в той поездке четыре месяца, много писал, но большинство записей до сих пор не обнаружено. И. Кацнельсону удалось выяснить, что после трагической гибели Булатовича в ночь с 5 на 6 декабря 1919 года бумаги из его имения пропали, а архивы прусского посольства в Эфиопии оказались разными путями в Париже и в 1940 году сгорели во время налета фашистской авиации.
Те обрывки, что уцелели, свидетельствуют о бесконечных трудностях, которые приходилось преодолевать Александру Ксаверьевичу в его странствиях. И еще — о глубоком его интересе к жизни населения самых различных районов государства. Его симпатии неизменно были на стороне эфиопов.
Нельзя не упомянуть одной примечательной черты Булатовича — он был человеком увлекающимся, в чем-то идеалистичным. Это наиболее явно проявилось во время его четвертого путешествия в 1910–1911 годах, о котором известно ничтожно мало. Мы знаем лишь, что он совершил его уже будучи постриженным в монахи. К сожалению, донесения его дошли до нас лишь в копиях, которые делал начальник русской дипломатической миссии П. Власов.
Придерживаясь линии на невмешательство ни в какие африканские дела, Власов писал в Петербург о Булатовиче, что тот «задался, на первый взгляд, безумными и неосуществимыми планами, навеянными ему объездами крайней западной границы Эфиопии и личным знакомством с положением дел в оной». О самом путешественнике русский дипломат писал:
«…он… обладает большим запасом, вернее, избытком как смелости, решимости и терпения, так и сил физических и интеллектуальных и энергии; независимо от этого он усвоил хорошо как эфиопский язык, так и нравы, и обычаи, образ жизни эфиопов…»
В одной из бесед с Власовым Менелик лично выразил восторг и удивление деятельностью штаб-ротмистра Булатовича, его не знающей утомления жизненной энергией, выносливостью и привычкой ко всяким лишениям. «Нельзя не заметить, — писал Власов, — что указанный офицер… всецело удержал среди абиссинцев установившуюся за ним заслуженную репутацию замечательного лихого кавалериста, неутомимого, бесстрашного и беззаветно преданного делу и тем самым доказал блестящим образом не одним абиссинцам, но и всем европейцам, находящимся здесь, на какие подвиги самоотвержения способен офицер, вышедший из русской школы».
Кроме дельных политических рекомендаций Булатович — и это особенно ценно — собрал огромный этнографический и географический материал. Большая часть его, к сожалению, до нас не дошла.
Работа русского путешественника не могла остаться незамеченной в Европе. Англичане неотступно следили за каждым шагом Булатовича. В прессе сообщалось о «французско-русских агентах», которые толкают императора на захват части долины Нила. Вернуться, на родину через Судан британцы ему не позволили. «Этот человек, штаб-ротмистр Булатович, очень энергичный и знающий, его следует остерегаться», — писал английский резидент в Эфиопии Гаррингтон.
По прибытии в Петербург он очень скоро был откомандирован на Дальний Восток в распоряжение командующего войсками Квантунской области. Душевный кризис и какие-то неведомые нам обстоятельства побудили офицера постричься в монахи, не дали ему возможности опубликовать последние собранные материалы…
Кроме Булатовича, в составе первой русской дипломатической миссии в Эфиопии находился еще один путешественник и географ — Л. К. Артамонов, член Географического общества, исследователь Кавказа и Средней Азии. В начале своего африканского путешествия он исследовал район Джибути, а в 1908-м отправился из Аддис-Абебы на Запад, чтобы проделать картографическую рекогносцировку бассейна реки Собаты — от границ Эфиопии до впадения ее в Нил. Он проделал буквально титаническую работу, в результате чего был выяснен весь гипсометрический профиль Северо-Восточной Африки — от Красного моря на широте Джибути до Белого Нила близ устья Собаты. Материал поместился в 22 книжках-дневниках.
Подводя итог работы Артамонова, сотрудник Географического общества А. Большов написал, что на реке Джубе он оказался первым европейским путешественником, а на реке Собате, на развалинах крепости Наср его работы примыкают к исследованиям Юнкера, бывшего здесь в 1876 году.
В Петербурге Артамонов выступил перед Географическим обществом с рассказом о странствиях и был удостоен золотой медали имени Ф. П. Литке.
В 1899 году Артамонов обратился в совет Географического общества с ходатайством наградить его помощников по экспедиции Василия Щедрова и Василия Архипова, которые «оказали широкое содействие при сборе разного рода сведений о стране и населении», а также участника первой русской дипмиссии К. Н. Арнольди. «В период с марта по декабрь мы считались погибшими, — писал Артамонов, — на розыски наших следов вызвались отправиться в Абиссинию некоторые из офицеров, уже бывших в этой стране». В их числе оказался и Арнольди.
Просил Артамонов отметить и отставного казака Ивана Демченко, и переводчика галла Ато Фаиса. И все они были награждены!
Артамонову удалось напечатать только одну короткую работу— «Русские в Абиссинии» в журнале Общества ревнителей военных знаний в 1899 году, а вот Арнольди выпустил в 1907 году очень интересную книгу «Военные очерки Абиссинии», в которой, в частности, есть такие строки: «Можно даже сказать, что любовь к родине и привычка гордиться своей народностью отличают абиссинцев среди всех народов Африки… Амарагань — я абиссинец! — говорит он, подразумевая всех живущих на Абиссинском плоскогорье и владеющих эфиопскими наречиями, и это слово «амара» звучит в его устах как символ всего хорошего, храброго, разумного… Недаром сложилась песня у ашкеров Менелика: У тебя есть дочь Заудиту, у тебя есть страна Итиопия, чего же лучшего ты хочешь желать?»
В наших связях с Африкой — множество белых пятен. И вовсе не обязательно загадки задают там только древность и средневековье. Как много тайн хранят архивы о временах не столь уж отдаленных! Фонды министерства юстиции, иностранных и внутренних дел, контор великих князей, Александро-Невской лавры, Синода — там находятся уникальные материалы о том, как зарождались русско-эфиопские связи в середине XIX века, главным образом, на основе общей религии. Но не только это было поводом для тесных контактов.
