Первая попытка захватить Тегаззу не принесла успеха: черные невольники-горняки бежали еще до появления марокканцев, и победа оказалась бесплодной — добывать соль все равно было некому. Тем временем аския Дауд, строжайше запретивший своим подданным возвращаться в Тегаззу, открыл на полпути из нее в Томбукту, в Таотенни, новые соляные разработки. Позднее сонгай мало-помалу вернулись к разработке соляных месторождений в Тегаззе, но и на этот раз аския — теперь уже ал-Хадж Мухаммед II — наотрез отказался выполнить требование марокканцев об уплате им пошлины в размере одного мис-каля золота за каждый вьюк соли.
В середине 80-х годов XVI в. у Мулай Ахмеда не было еще возможности сразу же предпринять крупную военную акцию. Поэтому до 1589 г. ничего не изменилось. Но в столице султана все больше убеждались: нельзя стать хозяевами торговли суданским золотом, пока в Судане существует сильное сонгайское государство. К тому же Мулай Ахмед был неплохо осведомлен о смутах в Сонгай после низложения аскии ал-Хадж Мухаммеда II, ослаблявших некогда непобедимую державу. Да и слабость сонгайского войска в сравнении с марокканским, которое имело огнестрельное оружие, тоже не составляла секрета. Так постепенно вызревала мысль: попытаться разгромить сонгайское государство или подчинить его своей власти — и тем самым стать безраздельными хозяевами суданского золота.
В 1589 г. нашелся и повод для вторжения. Некий авантюрист, по имени Улд Киринфил, сосланный Исхаком II в Тегаззу, сбежал в Марракеш, объявил себя там старшим братом аскии, которого тот будто бы отстранил от власти, и обратился к султану Мулай Ахмеду за помощью. Конечно, и сам султан, и его советники превосходно понимали, что имеют дело с самозванцем. Но это их не остановило, так же как не остановили подобные соображения и польского короля Сигизмунда III и его советников полтора десятилетия спустя, когда они «признали» беглого монаха сыном царя Ивана IV — уж слишком удобен был случай. Началась срочная подготовка военной экспедиции через Сахару.
Марокканцы ясно представляли себе, с какими трудностями будет сопряжен переход через великую пустыню. Такая операция требовала тщательнейшей подготовки. И надо отдать должное организационным способностям самого Мулай Ахмеда и его помощников: армия была укомплектована лучшими солдатами, получила лучшее снаряжение, каким только могло снабдить ее правительство, — специально для этой цели делались крупные закупки за рубежом. И притом всю эту подготовку сумели провести с максимальным сохранением тайны.
К октябрю 1590 г. экспедиционная армия была сформирована. Она состояла из 4 тысяч солдат — 2000 пеших и 500 конных аркебузиров и 1500 человек легкой конницы, вооруженной только копьями, — с шестью пушками. Ее сопровождали 600 землекопов и тысяча погонщиков вьючных животных. Самое, пожалуй, интересное, что почти все аркебузиры были не марокканцами, а либо бывшими христианами, принявшими ислам, которых в Испании называли «ренегадос», либо же мусульманами, эмигрировавшими из Испании, где в эти годы особенно усилилась католическая реакция; их так и называли «андалусцами». А кроме того, в состав армии входили еще несколько десятков аркебузиров-христиан — из пленников, взятых при ал-Ксар ал-Кебире, кто был слишком беден, чтобы из плена выкупиться. Во главе всей армии султан поставил евнуха Джудара — тоже испанца, захваченного в плен еще ребенком.
В последних числах октября 1590 г. войско Джудара выступило из пограничной области Дра и углубилось в пустыню. А через четыре месяца, в начале марта 1591 г., марокканцы появились в окрестностях Гао.
Решающее сражение произошло в окрестностях селения Тондиби, в 50 с небольшим километрах от Гао. Сонгай были разбиты наголову, хотя Джудар после труднейшего перехода мог выставить против них всего тысячу человек, а у аскии Исхака одной конницы было 18 тысяч. Сказалось решающее военно-техническое преимущество марокканцев: огнестрельное оружие, которого не знали в Западной Африке. Так проявился один из главных результатов общей экономической отсталости Западного Судана, в особенности — ремесла: военная слабость огромной сонгайской державы, оказавшейся колоссом на глиняных ногах. — Войско аскиев еще годилось для того, чтобы держать в страхе слабых соседей, чтобы успешно осуществлять многочисленные походы за рабами, но первое же столкновение с настоящим, хорошо организованным и обученным противником дало совершенно катастрофические результаты.
Аския Исхак II бежал с остатками войска на юг. Остановившись, он выслал навстречу врагу тысячу всадников во главе со своим братом, баламой Мухаммедом Гао, и приказал им нападать на марокканцев, где бы они их ни повстречали. Но вместо этого Мухаммед Гао предпочел, отойдя на два перехода от лагеря аскии, провозгласить царем себя самого.
Исхак II не проявил ни удивления, ни возмущения, ни желания наказать мятежника. Когда до него дошло известие о том, что брат провозглашен аскией, он попросту снялся с лагеря и с небольшим отрядом отправился в Гурму. Ранее сопровождавшие его сановники во главе с хикоем, начальником царских кораблей, заставили аскию передать им все царские знамена, барабаны и лошадей. Эти вещи, заявили они Исхаку, принадлежат не какому-либо одному аскии, а всему государству. Хотели у него отобрать и сына на этом же основании, но здесь уж Исхак воспротивился, и его оставили в покое. После этого бывший государь прибыл в Гурму и там через несколько дней был убит в. мес-те со всеми своими спутниками: в пору своего могущества он не раз хаживал в эту область с карательными экспедициями и за рабами. Теперь жители не преминули воспользоваться возможностью свести с ним счеты.
Для характеристики моральных достоинств нового аскии, Мухаммеда Гао, любопытно будет вспомнить рассказ Махмуда Кати. Однажды ал-Хадж Мухаммед II, сидя в своем совете, предсказал, что к нему должен вот-вот войти кто-то из его братьев, которому суждено быть последним царем династии и чье царствование продлится всего 41 день, причем-де «гибель народа сонгай произойдет при его посредстве». Вошедшим оказался Мухаммед Гао и на вопрос аскии, пожелал бы он царской власти всего на 41 день и такой ценой, после недолгого колебания ответил утвердительно. Это скорее всего просто легенда, но облик беспринципного властолюбца и карьериста в ней виден очень ясно.
Видимо, именно поэтому первым действием нового правителя Сонгай было обращение к паше Джудару: Мухаммед Гао просил пашу принять его в марокканское подданство и оставить его правителем с выплатой дани султану. Джудар ответил, что сам принять решение по такому поводу он не может, будучи всего лишь рабом султана, но что просьбу аскии он-де султану непременно сообщит.
Тем временем марокканцы продолжали завоевание страны. Они заняли Гао и Томбукту, причем столица аскиев поразила их своим жалким обликом в сравнении с обеими столицами Марокко — Фесом и Марракешем. Джудар остался в Томбукту до прибытия к нему подкреплений во главе с пашой Махмудом бен Зергуном. И тогда, объединив свои силы, оба паши двинулись вниз по течению Нигера против аскии Мухаммеда Гао. Тот снова попробовал начать с марокканцами мирные переговоры. К паше Махмуду был послан личный секретарь аскии — «аския-альфа» — Букар Ланбаро вместе с хи-коем. Паша принял посланцев очень дружественно и пообещал, что буде аския к нему, Махмуду, приедет, то он гарантирует Мухаммеду Гао полную безопасность. Он-де, паша Махмуд бен Зергун, только и ожидает, что приезда аскии, так как сам собирается возвратиться в Марокко.
