Вои опять от души засмеялись: чужак, не ровен час еще и острожник, а всех грозится угостить. Дурень, но смешной. А охотник продолжал разоряться:
– Посадник щедрый, гривны с шеи своей не пожалеет, чтобы меня одарить. Я весь атлас скуплю, себе кафтан сошью.
Веселье продолжалось, пока не собралась такая толпа, что воям не то чтобы стало тесно, а скорее неудобно, тогда один из отроков не выдержал, толкнул в плечо Корта:
– Замолкни уже.
– Ты чего толкаешься? Я тебе не тать и не холоп! Я свободный человек!
Охотник развернулся на месте, но вои мгновенно остановились, направили на него копья.
– Свободный, и что с того? – толкнувший его отрок надменно ощерился. – Много возомнил о себе, – процедил он и добавил: – Чужак.
– У меня в городе друзей больше, чем у тебя, а ты, никак, меня на правёж тянешь?
– А если и так, ты что сделаешь?
– А ты объяви при всём честном народе, тогда я оружие выберу, – ответил Корт и погладил перья стрел в туле, который у него не отобрали.
– Хватит мне здесь базар разводить! – За плечо Корта сзади дёрнули уже как следует, так что он едва не рухнул навзничь, но смог удержаться на ногах и развернуться.
– Не замай его, – пробасил один из толпы. Корт узнал его – кучерявый бородач, тот самый вчера держал Рябчика, как птенца, за горло. – Он хороший человек, плута выкрыл.
– Посадник разберётся, кто он, а ты иди себе, занимайся своим делом.
– Не указывай мне, Заяр, я сотенный глава кожемяк. Я сам разберусь, что мне делать. – Гридень отпустил Корта.
– Если хочешь заступиться за чужака, Кандыба, так и скажи.
– Да на мне, что ли, вина какая есть? Если есть, пусть меня судят, но по Обычаю и по Правде, – крикнул Корт.
– Верно! И то правда! – заголосила толпа.
– Цыц! – заорал гридень, заметно тише, чем сотник вчера. – Никто никого судить не будет, посадник вызвал чужого охотника, чтобы поглядеть, кто он такой, может, добрый человек, а может, обманщик. Если так, то его будут судить на большой площади. А теперь разойдитесь, именем князя!
Толпа неохотно разошлась, надеясь на будущее представление, а охотник и гридни дошли до детинца уже в тишине.
Посадник был без доспехов, в штанах из синего бархата и атласной рубашке – на одно это можно было купить приличную броню, а на шее висела золотая цепь толщиной с мизинец. Пальцы были унизаны золотыми и серебряными перстнями, украшенными драгоценными камнями размером с птичий глаз.
Подбородок у посадника был бритый, голова тоже, черты лица у него были резкие, а взгляд хмурый. Он задумчиво тёр подбородок, сверля взглядом Корта.
– Ты зачем в городе бузу устраиваешь? – наконец удрученно спросил он.
– Я ничего не устраиваю.
– Как не устраиваешь? Мне гридни доложили, что ты народ к бунту подбивал. Или скажешь, что они врут?
Корт глубоко вдохнул, посмотрел на стражников, стоящих по обе стороны от посадника, и окинул взглядом горницу. Стена за спинами стражников была прикрыта медвежьими шкурами и увешана оружием: мечами, щитами, копьями и кинжалами. Слева от него из раскрытого окна с посеребрёнными наличниками дул приятный ветерок, так что, в случае чего, лететь ему вниз с третьего этажа терема, прямо на деревянную мостовую.
– За свои слова пусть сами гридни и отвечают, – сказал охотник, – а я жду от тебя Правды. Если за мной вина какая есть, то скажи.
– Ты откуда родом? – вместо ответа спросил посадник.
– Издалека.
– Я про родню твою спросил.
– Её нет.
– Изгой, значит?
– Нет.
– А кто же тогда?
– Свободный человек.
– А кто это подтвердить может?
Корт поиграл желваками.
– Лошкан Шкуродёр, я у него в охотничьей ватаге эту зиму был. По ряду.
– Что-то слышал о таком, – лениво отозвался посадник и потянулся. И тут в дубовые двери постучали. В горницу вошёл отрок.
– Батька, к тебе купец, Житомир.
– Ты не видишь, я занят!
– Он говорит, что как раз в этом деле может помочь.
– Да, – смягчился посадник, и задумчиво погладил усы. – Тогда зови его, послушаем.
Вошел гость, сразу было видно, что купец, пусть и не из самых знатных: слева на богато разукрашенном поясе висел у него длинный кинжал, а справа – тугая мошна.
Корт сразу узнал его. Он был один из тех немногих, кто быстро раскусил трюк Рябчика и развлекался, наблюдая за его плутовством.
– Здрав будь, боярин, – купец низко поклонился, – посадник княжеский, своею силой и мудростью город наш от всякого лиха оберегающий.
– Будет тебе, Житомир, не первый год друг друга знаем. Ты человек уважаемый. Зачем пожаловал?
– За человека хочу свидетельствовать, вон за него, – мясистый, мозолистый палец купца указал на Корта. – Если про него тебе что худое сказали, то так и знай, клевета это. Он плута поймал, честной народ уважил, всё сделал по чести. Паря он хороший, не гляди на то, что чужак.
– Хороший, говоришь, – посадник вздохнул. – А зачем народ мутил? Попойки неугодные устраивал.
– А это всё пришлые зачинили. Охотник по чести уважаемых людей угостил, а всякие бездари на дармовщину и позарились. Может, и учудили чего.
– Значит так, говоришь, было дело, – посадник откинулся в кресле.
– Всё так и было, слово своё купеческое даю.
– Слово твоё много весит. Эй ты, свободный человек, – толстые усы приподнялись в усмешке, – за тебя добрый человек слово замолвил. Отблагодари да отдарись, как следует. Но ты уже изрядно намутил в городе, поэтому чтоб до ночи тебя здесь не было, иначе тебя вообще не будет. Ты меня понял?
– Как не понять, чай не дурак, уши слышат, глаза видят, – Корт медленно выдохнул, как делал обычно перед выстрелом из лука. – Так я пойду, а то не успею твой наказ выполнить?
– Иди, меня не волнует, что ты будешь делать дальше. Домовит, – обратился посадник к стражнику, тут же потеряв всякий интерес к гостю. – Ты гридней отпусти, пусть потрапезничают, да и ты с ними. Уж я-то знаю, как от этих всех рядов брюхо пустует.
Корт понял, что о нём тут же забыли, словно о мошке, вылетевшей в окно. Он вышел из боярского терема, стискивая кулаки, но пустыми угрозами никого (а главное, себя самого) смешить не стал. Ничего, кто знает, как судьба повернётся, может, и случится им с посадником свидеться при другом раскладе, тогда уж рука не дрогнет.
* * *
А пока хмурый охотник шёл по рынку, посадник с купцом вели свою беседу с глазу на глаз.
– Зачем он тебе? – спросил посадник, покручивая ус.
