– А, ты тут чужак, которого посадник выгнал за плутовство.
– Ты не хуже меня знаешь, что это не так. А Рябчик у вас, наверное, до сих пор чудит да народ обманывает? Но сейчас не об этом, может встанешь, поговорить надо.
Кандыба посмотрел на Щурка, на Корта, дёрнул поводья.
– Тпрруу, стой, я сказал. Ну что у вас за дело? – спросил он, спрыгнув в дорожную пыль.
– Щурка, скажи ты.
– Житомира навь заморочила, когда мы болотный курган разорили, теперь всему городу беда грозит.
Кузнец так вытаращил глаза, что, казалось, они вот-вот выскочат из орбит.
– Ты что городишь? Ты брагой, что ли, обпился?
– Он правду говорит, кожемяка. Житомир нас собрал, чтобы курган ограбить, поэтому он втихаря все и провернул.
– Вы что мне тут скоморошничаете? Беду накликать хотите?
– Не шуми, Кандыба, – тихо произнес Корт, на них уже стали оборачиваться. – Мы как раз хотим от беды вас уберечь. Мне от тебя много не надо, только отведи меня к посаднику.
– К посаднику?!
Теперь уже с десяток человек обернулось на гневный бас Кандыбы.
– Да, к нему. Я с ним поговорю, а он уж пусть сам решает, как со мной поступить.
– Как будто я в дурной сон попал, – покачал курчавой головой кожемяка. – Мне это не чудится? Щурка, поклянись, что вы правду говорите.
– Чтобы на моих пращуров до седьмого колена и на моих внуков пагуба пала, если я хоть слово неправды сказал.
– Охо-хой, зачем я вас встретил на свою голову! А все из-за того, что спица в колесе сломалась, весь поезд остановить пришлось. Так бы вовек вас не увидел.
Корт только улыбался.
– Ладно, полезайте в телегу, стражу я знаю, авось пропустит. Воняло в телеге преизрядно, впрочем, чего ещё было ожидать от сотенного кожемяки. Но оно и к лучшему, стража точно в телеге особо копаться не будет.
– Батька, – в горницу вошёл Домовит.
– Чего тебе? – посадник как раз трапезничал, доедая сочного гуся, мягкого и нежного, не то что дичина вроде глухаря.
– Кандыба в детинец пришёл, вас требует, говорит, нужно мерку снять. С сапогами что-то не то, работа стоит.
– Как это не то? Он что себе возомнил? Я не посмотрю, что он сотенный голова, а возьму и высеку на площади, чтобы другим неповадно было!
– Так ему и передать?
– Да нет, больше мороки будет. Пусть войдет, но предупреди, чтобы это в первый и последний раз было.
– Как прикажешь, батька.
Посадник приказал служке убрать остатки еды, облизал вымазанные в жире пальцы, унизанные перстнями.
В горницу вошел Кандыба с челядью.
«Их трое, а в прошлый раз было четверо, – отметил посадник. – И все челядники лица под капюшонами спрятали».
– Здравствуй, посадник, – Корт скинул одолженный Кандыбой капюшон, – прости, что сразу не назвались, ты бы нас не принял, а дело у нас важное.
Корта тут же не убили только потому, что даже воины были ошарашены такой наглостью, ну и приказа не было. Зато двое из них сразу прикрыли телами посадника, а те двое, что дежурили у двери, наставили копья на вошедших.
– Убить их? – спросил Домовит.
– Подожди, – посадник при всех чертах его характера был человек умный и любопытный, может поэтому он сидел так высоко. – Я даже не буду приказывать отрубить тебе, чужаку, голову. Неподалёку, на капище старых богов, мишка на цепи сидит, вот перед ним ты и поскоморошничаешь. Мне другое интересно, вы-то как здесь оказались? Кандыба, я отца твоего знал, за ним такого никогда не водилось. А ты, Щурка, что творишь? Хозяин твой давеча ко мне приходил, мы о делах переговорили, даже ряд договорились заключить.
– Он был здесь? О чём вы с ним говорили? Он вам ничего не дарил? – не выдержал Корт.
– Нишкни, – гридень толкнул его в поясницу древком копья.
– Навь в городе, – виновато сказал кожемяка.
– Что? Ну-ка, повтори?
– Посадник, ты слышал, что люди говорят о болотном кургане – том, что в трёх поприщах отсюда на полночь? – спросил Щурка.
– Ну, и что с курганом? – посадник аж привстал со своего кресла.
– Мы его разорили и навь оттуда выпустили, Житомир теперь в её власти. Надо что-то делать.
– Если ты с навью не сладишь, я вече буду созывать! – громогласно заявил Кандыба и упрямо помотал головой.
– Да вы ошалели все! – рассвирепел посадник. – Да я вас высечь прикажу!
– Секи, только народ этим не обманешь, все знают, как ты суд вершишь, – не унимался кожемяка.
– Ах, вот ты как заговорил! Чересчур сильным себя возомнил, – посадник вдруг успокоился и заговорил мягким размеренным тоном.
– А тут долго из окна лететь? – неожиданно спросил Корт, и все на него уставились.
– Хочешь узнать?
– Нет, хочу, чтобы ты меня выслушал, посадник. Можешь нам верить или не верить, мы от тебя никуда не денемся. Выяснить все очень просто. Позови сюда Житомира и попроси его надеть вот это, – Корт показал кольцо. – А дальше посмотришь, что произойдет. Ты, посадник, в любом случае ничего не теряешь.
Посадник молчал.
– Ты ведь заметил, что с ним было что-то не так, все заметили, – охотник оглядел стражу. – Это не сказки да байки гридни, тут Кромкой пахнет. Эта зараза, как мор, косит всех подряд, беды не оберёшься.
Воины растерянно смотрели на батьку, тот раздумывал, потирая бритый подбородок.
– Домовит, пошли, пусть приведут сюда купца, скажи, о деле хочу поговорить, о котором вчера ряд был, – велел посадник. – А ты, охотник, берегись, если сказал неправду – пожалеешь. Кожемяка, скройся с глаз моих вместе со Щуркой, видеть вас не хочу. Да, и ещё, принесите сюда блюдо с гусем, а ты, – уже Корту, – капюшон натяни. Снимешь его, только когда я тебе скажу. Всё, исполняйте.
Вскоре в горницу вошел купец. Корт стоял возле стола с яствами, изображая слугу. Дубовые двери запахнулись за вошедшим, Житомир оглядел четверых гридней и посадника в кресле и только потом спросил:
– Зачем звал, боярин? – польстил он посаднику.
– Да вот, спросить у тебя кое о чем хотел. Куда ты две седьмицы назад ездил?
– На охотничью заимку, там у меня должники были.
– Это хорошо, много товара взял?
– Они со мной серебром расплатились.
– Вот как, а что же пошлину при въезде не заплатил?
– Боярин, объясни, в чем дело. Если на меня наклеветал кто, то пусть он выйдет и скажет всё мне в глаза. А чернить себя я никому не позволю.
– Чернить, говоришь… Да тут вот какое дело. Охотник, – позвал он.
