Корт стянул капюшон, выпрямил голову. Житомир на это никак не отреагировал, стоял всё так же спокойно и уверенно, ни один мускул на его лице не дрогнул.
– И что этот изгой и чужак про меня наплел, посадник? Он клятве своей изменил, струсил и сбежал, а ты ему веришь?
– Ничего он мне не говорил, наоборот, подарок хочет тебе сделать. Кольцо серебряное. Наденешь его?
– Я тебе что, скоморох, что ли, посадник? Надо мной потешаться вздумал, смерда подослал со своими железяками? Ты человек уважаемый, но и я не холоп, за оскорбление могу спросить.
– Так значит, не наденешь?
Житомир медленно огляделся.
– Сила за тобой, посадник, ты что захочешь, то и сделаешь. Зачем мне упорствовать, чтобы меня ещё сильнее унизили? Только подумай, что потом будет.
– Ну значит, договорились. Охотник, за дело.
Корт стянул через голову верёвку с кольцом и, держа его на вытянутой руке, стал медленно, скользящими шагами подходить к Житомиру. Свободной рукой он вытащил нож из чехла на поясе. Корт крался так, словно приближался к спящему медведю, к счастью, гридни его не торопили. Приблизившись на пару шагов, охотник стал обходить купца по дуге, чтобы набросить ему сзади верёвку с кольцом на шею.
Житомир стоял неподвижно, никак не реагируя, комару в горнице и то уделяя больше внимания, но вышло так, что, когда Корт зашёл купцу за спину, он закрыл его от гридня.
Житомир нырнул вниз, уворачиваясь от кольца, как от топора, и рванул вперёд, да так быстро, что даже взгляд за ним не поспевал.
Корта обдало ветерком, да подол кафтана заколыхался. А в следующий миг в горнице потемнело, потому что купец закрыл собой окно… и застрял в нём.
К счастью, гридни были к такому готовы. Один из них держал наготове сулицу, нацеленную точно на окно, и стоило купцу дёрнуться, он метнул её, даже не сильно целясь. Копьё прошило Житомира насквозь и пригвоздило к косяку, а тупой конец вообще упирался в притолоку, так что он не мог выпрыгнуть из окна.
Навь заголосила нечеловеческим голосом, так что даже матёрые воины поморщились. Несколько ударов сердца нечисть дёргалась на копье, как кузнечик на игле, из раны не переставая хлестала кровь. Наконец тварь поняла, что произошло, без малейших усилий схватилась за копьё и вытащила его из себя.
Тут уже гридни зашевелились, двое своими телами закрыли посадника. Но навь целилась не в него, а в Корта. Тот нырнул за щит стражника, стоявшего у дверей, понимая, что с ее-то силищей навь легко прошьёт этот щит, а то и самого гридня с кольчугой.
Выручил Домовит, который со всей силы, от души рубанул с размаха навь по руке. Рука осталась на месте, но тварь взвизгнула, толкнула гридня в живот, укрытый доспехом (и он сразу отлетел в другой конец горницы), и шмыгнула в окно с такой скоростью, что и кошка бы позавидовала.
Корт рванул вон из дверей и бросился на второй этаж. В спину ему полетел приказ посадника: «Взять его!»
Он надеялся, что сказанное к нему не относится.
Охотник выпрыгнул в удачно распахнутое окно второго этажа, не так быстро, как тварь, конечно, приземлился, ушибив ногу, но тут же вскочил, не обращая внимания на боль.
В детинце всегда было много народа, челядь, просители, опытные гридни пествовали отроков. Шум в барском тереме привлёк их внимание, так что выскочившая из окна тварь получила несколько ударов и стрел, но и в долгу не осталась. Один из отроков лежал на песке с копьём в животе, из раны хлестала кровь, превращаясь в озерцо на земле.
Последнее, что увидел Корт, выбегая из ворот, это то, как к раненому парню наклоняется гридень.
А навь, невероятно быстрая, перемахнула через стену и помчалась к пристани, оставляя за собой след из крови и разрушений. Вот лавка с обрушившимся козырьком, вот ошарашенные люди жмутся к обочине дороги, а один и вовсе лежит с окровавленной головой. Корт бежал по этому следу, он уже видел, как воины на стенах без устали мечут стрелы в кого-то снаружи, и выбежал за ворота.
На пристани стоял страшный шум и толчея, люди с криками бежали кто куда. С одной из ладей – судовая команда, что жёлуди с дуба по осени. Навь забралась на судно, настолько истыканная стрелами, что уже походила на ежа. Обессиленная, она действовала уже не так проворно, но всё равно яростно расшвыривала нерасторопных людей веслом.
Быстро, как только мог, Корт продел две стрелы через кольцо и выпустил их одну за другой из лука. Ему повезло, что навь его не заметила, и обе стрелы попали в цель.
Дикий визг заставил всех людей на пристани зажать уши, а потом наступила тишина.
Корт устало опустил лук.
Зато народ вокруг опасливо уставился на него и зашептался.
* * *
– Домовит, – позвал посадник слугу, когда тот, покряхтывая, поднялся из угла горницы. – На постоялом дворе, в комнате, где жил Житомир, есть чаша, доверху набитая серебром. Ты его всё пересыплешь.
– Сделаю, батька.
– Да помолчи ты. Возьмёшь в моём сундуке примерно столько, сколько было в той чаше. Понял?
– Да как же это?
– А вот так. И принеси мне из сундука гривну серебряную, что Гунарссон прошлой зимой подарил.
– Сделаю, батька, а с навью-то что?
– Без тебя управятся.
* * *
Народ постепенно стекался на пристань, поглядеть чего и как. Но гридни стали отгонять зевак. Корт увидел знакомого сотника, который отводил его к посаднику.
– Ладью нужно сжечь и ничего оттуда не брать, – сказал он ему.
– Всё сделаем, – с готовностью ответил тот и добавил: – Спасибо тебе.
Охотник кивнул. Потом увидел перевёрнутую лодку и сел на неё.
Толпа всё валила и валила из ворот, пока неожиданно поток не прекратился, словно плотину поставили. И тогда из них выехал посадник вместе с охраной. Да не только с охраной. За ним ехали верхом Кандыба и Щурка, хотя и на одном коне.
– Слушай мой наказ, народ, – громогласно объявил посадник, удерживая гарцующую лошадь. – Ладью порченую забросать соломой, поджечь и оттолкнуть от пристани. Убыток из городской казны будет оплачен. После в городе тризну объявляю, чтобы ни один злой дух к нашему весёлому люду не осмелился подойти.
Толпа ответила одобрительными криками. Когда шум стал тише, посадник поднял руку. Подождав, пока гомон совсем утихнет, он произнес:
– А теперь я отблагодарю достойного человека за доброе дело. Охотник Корт, подойди ко мне.
Корт нехотя поднялся (раненая нога сильно болела), похромал к посаднику, но тот сам спрыгнул на землю.
– Охотник, за то, что помог всему нашему городу, получи достойную награду, – после этих слов гривна с шеи посадника перекочевала на шею Корта. Правда, это была не та золотая цепь, что висела у него на груди при первой их встрече, а обычная серебряная, хотя и толщиной в палец, из нескольких искусно переплетённых жил.
