Карие глаза ведьмы хищно рыскали в толпе. Поймав ее взгляд, уже нельзя было обмануться ее миловидностью…
Шайка каких-то разбойников окружала ее. А вои отца, которых было гораздо больше, глядели на ведьму с ненавистью и страхом, держась на расстоянии.
«Предатели, – с отвращением подумала Славка. – Трусы».
Повинуясь молчаливым приказам Рогведы, которая хоть и не открывала рта, но властно указывала на девочек тонкими пальцами, вои по одной хватали их, сбившихся тесной кучкой, как мокрые перепуганные воробьи, и подводили к ведьме. Не говоря ни слова, ведьма щурилась, прикрывая жуткие глаза, и начинала принюхиваться. Каждый раз толпа замирала, крики стихали. Что это значит, Славка не понимала, но ей становилось все страшнее.
«Должно быть, даже голодный волк не принюхивается к добыче с такой ненавистью и брезгливостью», – подумала Славка, хотя никогда не встречала в своей жизни настоящего волка.
Ведьма то и дело морщилась и недовольно качала головой, будто бы ей не нравился запах. На ее красивом лице появлялось выражение ярости или скуки. Вои поскорее убирали с ее глаз дрожащую от страха девочку. Толпа облегченно вздыхала, но ненадолго. Тотчас к Рогведе волокли следующую.
Иногда, принюхиваясь, ведьма застывала с прикрытыми веками. На ее лице появлялось слабое подобие улыбки или даже удовольствия. На лбу и белоснежной шее ведьмы от возбуждения вздувались синие вены. Она молча открывала светящиеся восторгом глаза и пристально глядела на свою жертву.
Получив безмолвный знак, расторопные вои тотчас хватали девочку и уводили куда-то, но Славке не было видно куда. Изредка какая-нибудь дуреха пыталась убежать, но ее сразу ловили и возвращали на место – если не вои, то сами люди. Иногда кто-то в толпе не соглашался и вскрикивал гневно и отчаянно. Тогда вои вынимали мечи, шли туда. И крики прекращались.
Круг перепуганных детей, в котором ждала Славка, таял бесконечно долго. Холодные струи заливались за воротник, но девочка была готова терпеть сколь угодно, лишь бы не приближаться к проклятой ведьме.
Но вот наконец остались только она и дочь кормилицы.
Люди вокруг, вымокшие и озлобленные, глядели во все глаза, как вои одновременно подтолкнули к ведьме дочь воеводы и вторую девочку. По их нетерпеливым лицам Славка поняла, что все уже почти закончилось. Что все они не расходятся только из-за нее.
Взглянув на ведьму, она замерла, не зная, что делать.
Та поглядела на них страшно: высокая, статная, самодовольная. И опасная. Она прикрыла карие глаза.
Вымокшая и насквозь продрогшая, Славка мысленно пожелала ведьме, чтобы та превратилась в камень и больше никогда так не глядела на нее.
Внезапно Рогведа заулыбалась, порозовев от удовольствия, и произнесла первое слово:
– Обе.
Ее жуткий голос царапнул уши, и у Славки внутри похолодело. Люди ахнули и попятились.
Тяжелая рука воя опустилась Славке на плечо. Где-то за спиною раздался крик матери, такой отчаянный, что внутри у Славки что-то оборвалось.
И дрогнувший, сердитый голос отца.
Ведьма нахмурилась и, глядя куда-то в толпу, произнесла еще два слова:
– Или смерть.
Разом все изменилось. Толпа зашевелилась. Вои пришли в движение, замелькало оружие. Казалось, они бьются между собою. Послышались вскрики и плач. Звон скрещенных мечей.
Славку поволокли. Она больше не видела ни мать, ни отца. Ни Рогведу. Девочку то и дело толкали мокрые потные тела. Бежали люди или дрались, она никак не могла понять. Многие просто лежали и плакали, защищая головы от ударов. Вой расчищал путь, таща Славку за собой. Споткнувшись, она упала и ударилась головой о камень.
А потом произошло то, во что Славка никак не могла поверить. Она очнулась как раз в тот момент, когда ее и еще десятка полтора мокрых, перепуганных и плачущих девочек выстроили друг за другом и обвязали их шеи общей веревкой. Потом веревка натянулась, заставляя всех поторопиться.
Идти по грязи было трудно и унизительно, Славка быстро выбилась из сил. Но веревка тянула, приходилось двигаться и терпеть. Конные вои грубо подгоняли плачущих девочек.
Дождь не переставал. Красивые сапожки, подаренные отцом, такие мягкие и удобные, перепачкались и неожиданно стали натирать ноги до крови. Знакомая Славке площадь перед кремлем осталась далеко позади, как и город, в котором она жила с родителями. Начались деревни, в которых редкие люди, завидев их, сразу разбегались.
Куда их ведут, Славка не знала, но уже поняла, что к родителям она вернется не скоро, если вообще вернется. Это очень пугало Славку. Пугали и угрюмые вои, покачивающиеся в седлах. Судя по одежде, они не были дружинниками отца. Гораздо больше они походили на разбойников, как Славке сразу и показалось.
Стоны и плач слышались отовсюду: и спереди и позади Славки. Девочка, идущая прямо за нею, постоянно бормотала:
– Не хочу, не хочу…
Осторожно обернувшись, Славка спросила, страшась услышать ответ:
– Чего же ты не хочешь?
Подняв на нее полные ужаса глаза, девочка утерла нос грязной рукой:
– Не хочу, чтобы меня приносили в жертву!
Веревка на шее Славки ослабла. Другая девочка, постарше, шедшая перед ней, остановилась и прошептала:
– Стали бы они тащить нас в такую даль, чтобы принести в жертву!
– А зачем же тогда? – крикнула Славка ей в спину, так как девочка уже двинулась дальше.
– Зачем мы ведьме? – переспросила девочка.
Славка кивнула, догоняя ее.
– Сожрет, – равнодушно буркнула та.
Славку затошнило. Дурнота быстро подкатила к горлу, и ее бурно вырвало. Веревка натянулась, сдавливая горло, но Славка вдруг перестала что-либо чувствовать и слышать. Упав на колени, она ушла в темноту.
Уже второй день девочки томились в тесной землянке, куда их бросили разбойники Рогведы. Как она попала туда, Славка не помнила. Она лишь бессильно наблюдала за сменой дня и ночи, определяя их череду по свету, лившемуся из слуховых окон. Лежа на колючих хвойных ветках и слушая бесконечные причитания, Славка так сильно хотела пить, что даже завязавшийся в узел живот беспокоил ее меньше.
Девочек было пятнадцать. Славка умела считать – кормилица научила ее. Самой младшей было лет восемь на вид, как и Славке. Старшей было почти тринадцать. Славка уже узнала имена некоторых. Еще не подозревая, что со многими очень скоро придется попрощаться.
Когда голод и жажда стали совсем невыносимыми и Славка уже решила, что их оставили здесь умирать, в полумраке отворилась дверь и в подвал заглянули два одинаково хмурых на вид мужика. Поднявшись, многие девочки бросились к ним, но их грубо оттолкнули назад. Попадав, пленницы притихли и расползлись по углам.
Мужики с дубинами на плечах, похожие друг на друга как родные братья, вошли в землянку. Девочки отпрянули. За мужиками с дубинами вошли еще четверо одинаково стриженных мужчин, в одинаковых одежах (в полумраке Славке показалось, что все они странно похожи). Они внесли широкую лохань, полную смердящих помоев. Плюхнув лохань на землю, мужики вышли и внесли другую, поменьше, расплескав мутную воду. Не глядя по сторонам, они гуськом потянулись к двери.
