– Ульвара позовешь?
– Если понадобится.
Местята ненадолго замолчал, глядя на десятника, почти не моргая. Потом потер переносицу и кивнул.
– Ладно, расскажу. Ты про мать его, помнится, спрашивал? Так вот – Огнева его мать.
– Кто? – глаза Крыжана расширились. – Огнева? Ведьма?
– Она.
– Да ты охренел, что ли, нефырь старый? Вместе с твоим князем?
– Князя не трожь, Крыжан! Он все правильно прикинул. В Сеславе две крови – ведьмина и княжья. И если кто и может этого ведуна найти и приговорить, то только он. Хотя и у него в одиночку надежд немного.
– Стоп! А это не тот ли ведун, который?.. – десятник красноречиво провел пальцем по горлу.
– Тот.
– Да ты совсем… – Крыжан задохнулся от возмущения. – А парень знает?
– Не знает, – покачал головой Местята. – И для его же блага лучше, если не узнает до поры до времени.
– Да вы правда сказились совсем! Оба! И ты, и князь твой. Это же… – он не смог сразу найти слов. – И я дурак, что с тобой пошел! На золото купился. А мертвецу золото ни к чему.
– Я тебя с собой не звал, ты сам вызвался, Крыжан.
– Ох, недоброе вы с Весеславом задумали, помяни мое слово! Зачем опять лихо будить? – седой десятник обдумал сказанное одноглазым, а потом решительно заявил. – Ладно, отступать теперь точно поздно. Но знай – я за ним присматриваю. И, если что, меня не остановит, что он княжич. И ты не остановишь!
Глава IV. «Перун, отведи!»
Сеслав, не догадывавшийся, о чем говорят старшие варяги, с огромным интересом смотрел на приготовления Бруни – ничего подобного раньше ему видеть не доводилось. Пока кмети обустраивали могилы для четверых погибших, нурман-великан прошелся вокруг, нашел высокий ясень. Осмотрел его, с досадой покачал головой. Как пояснил Ульвар, сидевший на поваленном стволе рядом с княжичем, Бруни недоволен потому, что нужное ему дерево должно быть еще выше, но делать нечего.
– А почему вы с Раудом, – Сеслав кивком указал на третьего нурмана, который дремал неподалеку, – это не делаете?
– Потому что Бруни ошибается, – не задумываясь ответил Ульвар. – Ему это не поможет. Для того чтобы надежно защититься от колдовства, нужен тис, а не ясень, он больше угоден Одину. Но тис в этом лесу не растет. И он должен быть такой высоты, чтобы его увидел Одноглазый со своего трона в Вальхалле. А еще нужна свежая кровь. Лучше всего, конечно, человеческая. Но подойдет еще конь или лось.
Как и большинство нурманов, долго живших на Руси, Ульвар говорил на языке словен очень складно. Только любому было понятно, что это не его родной язык – что-то чужое, холодное, проскакивало в каждом слове.
– А зачем тогда Бруни это делает?
– Потому что верит, что это поможет.
– А ты не веришь?
– Я – нет, – пожал плечами Ульвар. – Я верю в то, что Одноглазый сам решает, когда и кто должен умереть. И просить его бесполезно. Заслужить его милость можно храбростью в бою и отсутствием жалости к врагам.
Бруни в это время разделся донага. Глядя на его мышцы, перекатывавшиеся под бледной кожей, княжич даже позавидовал. Уж кому боги дали мощь – так это ему. Вот бы самому княжичу быть таким богатырем, тогда он столько подвигов совершит, что отец окончательно убедится: Сеслав достоин занимать место рядом с ним.
Обнаженный нурман положил перед собой бродекс и щит, которым хоть обычно не пользовался, потому что большой секирой сподручнее двумя руками орудовать, но всегда носил на переброшенном за спину ремне. Оглядев, как лежат эти предметы, Бруни, судя по всему, остался доволен. Собрал в небольшую кучку сухие ветки, несколько раз чиркнул кремнем о кресало, раздул костерок. Поднял руки к небу и что-то запел речитативом на своем языке. Сеслав, разумеется, не понимал ни слова, кроме того, что нурман время от времени упоминал Одина и Тора Одинссона – главных богов северян. Может, и других богов называл, но княжич их имен не знал.
Пел он так достаточно долго. Варяги успели выкопать неглубокие ямы для погибших, опустить их туда и закидать ветками. А теперь собрались и вместе с Сеславом и Ульваром с любопытством следили за тем, что делает Бруни. Закончив свою молитву, он вынул из ножен длинный кинжал с резной рукоятью, заточенный с одной стороны, – нурманы называли такие саксами. Одним решительным движением нурман-великан рассек себе ладонь левой руки.
– Похоже, он все-таки нашел, где взять живую кровь, – с легкой улыбкой отметил Сеслав. – Причем человеческую, как и надо.
– Хм-м-м, – Ульвар кивнул. – Необычно. Одноглазому может понравиться.
Своей кровью Бруни обильно оросил поверхность щита, смазал с двух сторон лезвие бродекса. Затем потер ладонь о ладонь – так, что обе стали одинаково красными, – и провел ими по лицу, превращая его в кровавую маску. После чего саксом отмахнул большую ярко-рыжую прядь волос, положил в горевший перед ним костерок и, наклонившись, несколько раз вдохнул дым. Поднял руки к небу и снова запел свою гортанную молитву.
– А волосы зачем? – заинтересовался Сеслав.
– Потому что для разговора с богами нужно часть самого себя сделать мертвой, – пояснил Местята, присев рядом. – Тогда откроется связь между Явью – миром, где мы живем, – и Правью, миром богов. Только волос для этого мало.
– А что нужно?
– Часть тела, которая не отрастет заново. Глаз. Палец. Ухо. Смотря с какой целью к богам обращаешься.
– Так вот ты как глаза лишился, дядька Местята? – заблестели глаза у Жереха. – Богам пожертвовал, да?
– Болтаешь много! – резко одернул молодого одноглазый варяг. – За языком следи!
Бруни пел еще долго. Потом опустил руки – и еще какое-то время, вскинув голову, смотрел на небо. А затем решительно встал и быстро оделся, привычным движением закинул за спину щит, измазанный в крови. Отрезал от подола рубахи длинную полосу ткани, замотал разрезанную левую ладонь.
– Я готов! – Великан повел широкими плечами. – Идем убивать ведуна!
* * *
– Да что же это за напасть? – Крыжан поводил ладонью перед лицом, словно стараясь отогнать наваждение от глаз. – Перун, отведи!
– Перун, отведи! – повторил за ним Местята. – Кругами он нас гоняет, похоже.
Остальные кмети забормотали молитвы своим богам. Потому что в третий раз выйти на одно и то же место – к дереву, возле которого недавно Бруни молился северным богам, – это уже всерьез настораживало. Тем более что все они по лесам ходили не впервой и так вот просто заблудиться точно не могли.
– И что будем с этим делать? – Десятник забросил за ухо седой чуб.
– Мне думается, что надо… – одноглазый замолчал на полуслове. Потом резко повернулся вправо. – Вот там! Есть кто-то. Прячется.
– Взять! – рявкнул Крыжан.
