– Ты понятия не имеешь, чего я хочу, – холодно ответил он.
Синеокая вновь ухмыльнулась, уже не так ласково.
– Конечно, знаю, – резко заговорила она. – Вы, чародеи, все одинаковы. Века проходят, а вы не меняетесь. Вы все хотите лишь одного – власти! Ну так я дам тебе власть! Да такую, о какой ты прежде и помыслить не мог. Со мной ты достигнешь неслыханного…
– И чего же я достигну? Стану твоим рабом?
– Почему рабом? Мужем!
Нойда издевательски расхохотался.
– Ну хорошо, – хмыкнула Седда и неуловимым движением обтекла костер, оказавшись бок о бок с шаманом. – В самом деле, зачем нам эта девчонка? Она словно комок сырой глины, из которого едва начали лепить горшок, и неведомо, выйдет ли из нее что-то путное. Зачем мне она, – прошептала она ему на ухо, – когда есть ты?
– Я? О чем это ты, не пойму?
– Ты никогда не хотел стать богом?
– Ты имеешь в виду – богиней?
– Ах, не нужно этих насмешек. Я сказала верно. С твоей силой, твоими умениями ты станешь тем, кем захочешь. Мы станем, – уточнила она, заглядывая ему в глаза. – Ты не представляешь, как я была когда-то могущественна! Если бы не враги и учиненный ими потоп, погубивший разом всех моих верных! А потом пришел холод и добил оставшихся… Давай покажу…
Не успел он отстраниться, как она коснулась его ледяной рукой. Мир тотчас провалился, вокруг вихрем закружился туман. Перед ним замелькали видения…
Огромные храмы размером с целые горы…
Сотни жрецов, бесчисленные толпы людей, павших ниц перед алтарями…
Кровь, текущая с жертвенников…
Девушку бросают с корабля в море…
Вновь все завертелось в снежном вихре, а потом исчезло. Лишь жалкие кучки уцелевших уходят куда-то через пургу по бесконечным льдам…
Одинокая жрица скорчилась подле угасающего огонька в маленькой веже среди снежной пустыни…
– Ты будешь могущественным, сильнее всех, – нашептывал ему нежный голос. – Все, что пожелаешь, будет твое! Ты проживешь сотни лет!
Нойда мягко отстранил ее.
– Погоди, у меня что-то закружилась голова… Знаешь, я еще молод и не так уж много смыслю в ворожбе. Но я выучил одно заклинание. Однажды с его помощью я заставил кита выброситься на берег и спас от голодной смерти целое племя… Именем Каврая, отца видящих, волей Великого Старца, хозяина всех, кто живет в трех мирах…
Морская дева слушала его с недоумением. Вдруг ее синие глаза вспыхнули, как две ледяные звезды, а лицо исказилось от страха и злобы.
– Умолкни! – крикнула она.
– …заклинаю тебя, Седда, – выйди из моря!
– Нет! – яростно закричала она и бросилась на него, впиваясь в горло острыми, как иглы, когтями. Но уже трещал и стонал вокруг морской лед. Еще миг – и они оба оказались в бурлящей воде. Неудержимый поток повлек их куда-то вверх, вознося высоко над берегом, а потом с грохотом швырнул вниз.
* * *
Солнце уже ушло, и на берегу быстро темнело. Славуша сидела рядом с неподвижно вытянувшимся телом нойды и глядела на рукоять ножа, торчащую из его груди. Крови не вытекло ни капли – это обнадеживало. Но строгое лицо шамана застыло, как у мертвеца. И он не дышал.
«Боги, – взмолилась девушка, – пусть он знает, что делает! Пусть он останется жив!»
Она потрогала его руку – та была совсем холодной. Славуша прикрыла нойду кожухом. Острогу она уже принесла из избы и положила рядом с телом. Что бы сделать еще? Может, развести костер?
Девушка встала, собираясь идти к поленнице, как вдруг море забурлило, взбухло горбом и ударило в берег. Славуша застыла в изумлении – никогда она не видела в мелком заливе таких больших волн. Вода захлестнула берег далеко, как никогда прежде, и с шипением ушла, впитываясь в песок, оставив на галечной россыпи белое изломанное тело.
Славуша быстро подняла с земли острогу и направилась к нему.
Не подходя чересчур близко, она принялась рассматривать сморщенное существо, которое начало слабо трепыхаться при ее приближении. Оно перебирало руками, напоминающими белые сухие сучья, пытаясь ползти обратно к воде, и глотало воздух, широко разевая рот. По земле вяло мотался хвост – а вернее, уродливо сросшиеся ноги с перепонками между пальцев. Голова была почти лысой, а лицо, казалось, принадлежало столетней старухе.
Славуша глядела на мерзкое существо, чувствуя отвращение, брезгливость и странную жалость. И против вот этого едва живого, иссохшего тела предостерегал ее нойда?
Морская ведьма повернула к девушке морщинистое лицо и что-то проскрежетала.
– Что?
Славуша подошла поближе, наклонилась и с трудом расслышала:
– Скажи мне его имя…
– Имя? Ишь чего захоте…
Тощая рука, еще миг назад бессильно лежащая на мокрых камнях, стремительно метнулась к ногам Славуши. Так отскочила назад, однако недостаточно быстро – узловатые пальцы мертвой хваткой вцепились в подол.
Берег вдруг поплыл из-под ног у девушки, растекаясь вязкой грязью, засасывая ее. Славуша ахнула и рванулась, пытаясь вытянуть ноги из глинистой жижи. Острога заблестела, стала скользкой и гибкой, изогнулась и повернулась к ней, распахивая зубастую змеиную пасть.
– Скажи его имя! – прошипела гадина.
Славуша невольно отдернула голову и зажмурилась, но руку не разжала. «Это морок! – твердила себе она. – Главное, не подпускать близко ведьму! Да где же она?!»
– Назови его имя! – пропел чарующий голосок.
От неожиданности Славуша открыла глаза и увидела перед собой прекрасную синеокую деву с длинными белыми волосами. Красавица улыбнулась ей:
– Хочешь навсегда стать такой, как я?
– Такой, как ты?! Да ты себя хоть раз видела, старая коряга?
Славуша размахнулась и швырнула змею в лицо синеглазого видения. Раздался хриплый вопль, треск ткани, и морок пропал. Вязкая трясина вмиг стала твердым берегом, на котором лежало древнее, давно отслужившее тело морской ведьмы. В костлявой руке она сжимала оторванный лоскут, а из глаза у нее торчала острога.
Славуша перевела дух и со всех ног побежала к тому месту, где лежал нойда. Выдернула нож и воскликнула:
– Вернись, Маганкан!
Из раны хлынула кровь.
Нойда открыл глаза.
Эпилог
Нойда стоял на вершине утеса и смотрел, как внизу мерцает и рябит на утреннем солнце море Ильмере. Где-то там внизу осталась пустая избушка. Возможно, когда-нибудь, когда дурная слава этой заветери забудется, в залив вновь приплывут рыбаки. Вытащат лодки на берег, и в очаге снова разожгут огонь, а вокруг избы развесят сушиться сети…
