Книга Искусство легких касаний, страница 60. Автор книги Виктор Пелевин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Искусство легких касаний»

Cтраница 60

– Вы серьезно надеялись договориться с Америкой? После всего, что натворили?

– Ну да, – пожимает плечами В.С. – Мы в последнее время даже брали у ЦРУ заказы по аутсорсингу. Через цепочку посредников, конечно, но они хорошо знали, кто выполняет работу.

– Например? – поднимает брови Голгофский.

– Например, химера «Майдан де ла Конкорд». Техзадание было получено через контакты в Монако, там же передан ключ активации. ЦРУ вообще интересовалось Францией. Мы делали для Лэнгли еще одну химеру – по этой французской триаде «либерте, эгалите, фратерните». Они хотели заменить «фратерните» на «идентите» [20]. Потому что сексизм, и вообще давно пора. Но химеру почему-то надо было сформировать не через стандартный забой свиньи, а через ритуальную порку трех девиц, одна из которых черная, а другая бывший десантник. Боялись, что иначе не приживется по культурно-историческим причинам. Думаю, они потому на аутсорсинг и пошли. В ЦРУ сейчас весь блэкопс-директорат из трансгендерных феминисток.

– И что вы?

– А что мы. Выписали из Парижа трех подходящих девок, привезли в спецхату на Рублевке и пороли их целый месяц за американские деньги. Во всех смыслах пороли. У них аж жопы облезли. Там сложный сценарий был – с камзолами, париками, семихвостками. Прямо кино про восемнадцатый век… Вроде стильная получилась химерка. Развернули. Но активировали ее или нет, не знаю. Это вы у своих спрашивайте. Заплатили американцы хорошо – и девушкам, и нам. Тоже, понятно, через посредников…

Голгофский прощается с информатором, обещая вскоре выйти на связь и обсудить окончательные детали побега.

– Скорей всего, – говорит он, – вывезем по выборгскому каналу…

В.С. кивает и благодарно улыбается.

Голгофский встает с лавки и уходит по пустому зимнему бульвару. Через сто метров какая-то сила заставляет его оглянуться. В.С. все так же сидит на скамейке, подняв воротник и далеко вытянув ноги в шведских унтах.

На утоптанном снегу перед ним прыгают три озябших голубя. В.С. кормит их хлебной крошкой из кармана.

***

На следующий контакт В.С. не выходит.

Голгофский выжидает четыре дня, потом с левой симки звонит консьержке в его дом. Консьержка дает ему телефон сестры В.С.

Голгофский звонит ей из метро, чтобы его сложно было отследить – и узнает, что В.С. отравился редким соединением кадмия, мышьяка и ртути. Формула яда уникальна – такой состав вырабатывали только на химкомбинате «Енисей» в конце нулевых годов.

Почерк ясен вполне.

В.С. не умирает (концентрации яда немного не хватило) – но у него поражены внутренние органы, выпадают волосы, и он парализован на всю жизнь. Он не может говорить. Ему предстоит жить – вернее, существовать – на гемодиализе и искусственном легком. По странному стечению обстоятельств, его помещают в тот же военный госпиталь, где в отдельной палате («в отдельной коме», жестко острит в своей книге Голгофский) лежит Изюмин.

– Вы не хотите поехать туда вместе со мной? – чуть вкрадчиво спрашивает сестра.

Голгофский выключает телефон, бросает его в урну и долго ездит по кольцевой. Все понятно. Вопрос только в том, знает ли ГРУ, с кем именно встречался В.С.

Голгофский выходит из метро и долго смотрит на мглистое зарево в московском небе. Зимний русский закат, как всегда, похож на рекламу лавовых ламп английской фирмы «Mathmos». Ах, лампы, лампы…

«Сложно, очень сложно русскому офицеру стать ламповой тяночкой после сорока в этом раздираемом ненавистью мире. Да еще за полгода. И ты, моя заблудившаяся уточка, уже не будешь ею никогда… Друг ты мне? Или враг?»

Голгофский этого пока не решил. Он вспоминает сидящего на лавке В.С., голубей на снегу – и по его щеке сбегает неожиданная слеза. На наш взгляд, одно из самых эмоциональных мест в книге. Может быть, на подсознательном уровне оно как-то связано с репрессированной сексуальностью автора и памятным диалогом вербовки.

«Ну вот и попрыгали…»

Голгофский уезжает на дачу работать над книгой. Там его застает весна.

Мы опять погружаемся в многостраничное описание его романа с Ириной – к счастью, Голгофский больше не сообщает читателю, пользуется он подкладками под крестец или нет.

Цепочки улик вроде бы пройдены до конца. Все в этой истории более-менее понятно. Трудно ожидать новых находок. Но все-таки у Голгофского чувство, будто он упустил что-то очень важное – и оно совсем рядом.

Мы знаем, что активно работающее подсознание попавшего в тупик человека часто дает ему намек на выход во сне. Именно это и происходит с Голгофским – он видит сон, в котором скрыта такая подсказка. Происходит это на даче Изюмина, где он ночует в спальне Ирины.

Сперва ему является египтолог Солкинд в ритуальных одеждах (Голгофский замечает такие же египетские ризы и на себе, но во сне это его не удивляет). Солкинд ведет Голгофского вдоль стены в своей усыпальнице, объясняя ему смысл фресок.

– Божества досотворенного мира в своем туманно-потенциальном бытии разбиваются на пары, состоящие из взаимодополняющих начал, – говорит он. – «Он» с головой лягушки, «Она» с головой змеи – Нун и Наунет, великие родители богов, стоящие у истоков творения. Они вместе суть одно андрогинное божество, предшествующее проявленному миру – русская идиома «ебала жаба гадюку» указывает на глубочайшую мистерию сотворения космоса из предвечного океана хаоса…

Во сне Голгофский понимает каждое слово – но при этом почему-то уверен, что Солкинд вспоминает историю холодной войны.

На стене – античное изображение человека с серпом, похожим на клюшку.

– Это Сатурн, – объясняет Солкинд, – римская фреска первого века нашей эры. Здесь копия, оригинал – в Неапольском музее.

Рядом почему-то висит штора из кабинета Изюмина с веселым лосем в хоккейном шлеме – пока Голгофский смотрит на нее, она превращается во фреску. Теперь Голгофскому кажется, что это лосиная клюшка похожа на древний серп.

– А это криптоикона бога-жнеца, – говорит Солкинд. – Тоже Кронос-Сатурн, он же Баал и так далее. Перечислить все титулы недели не хватит. Русская шелкография конца двадцатого века. Опять копия, оригинал – в частном собрании…

Мимо проносится быстрая тень, факелы на стенах гаснут, и наступает тьма. Голгофский с ужасом понимает, что они стоят перед лицом древнего божества.

– Пространство хаоса безвидно, – продолжает в темноте Солкинд, – и наполнено предвечными звуками. До зарождения света они заменяют его – поэтому идти надо к звуку, из которого рождается все…

Голгофский больше не видит Солкинда – но действительно различает далекий повторяющийся звук, похожий на уханье чекистского хора из памятной по Лиону песни Жильбера Беко.

– Иди к предвечному звуку… – повторяет Солкинд, и Голгофский повинуется.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация